«Я очень долго хотел избежать этих двух постов, но в какой-то момент следует отвечать на нагонку и закрыть тему», — написал в Facebook глава фонда BY_help Алексей Леончик. Приводим его пост полностью.
Некоторые экс-политзаключенные начали публично говорить о неудовольствии работой фондов. Мол, нет прозрачности работы и неясно, на какую помощь можно рассчитывать. Hrodna.life исследовал причины явления и спросил у фондов, как они видят ситуацию. Леончик во время подготовки материала не ответил на наши вопросы, но его публичный пост дополняет нашу статью.
Для начала. Я очень рад, что из нескольких сотен тех, кто прошел и проходит нашу медпрограмму, хейтеров нашлось менее десяти штук. Коэффициент условного удовлетворения таким образом более 90%. Ну и напомню, что мы единственные, кто раскатал медпрограмму до такого уровня, поэтому прилеты абсолютно ожидаемы.
Теперь о принципах.
Основной и базовый. Мы не дискриминируем по принципу, чем человек занимался до тюрьмы, были ли у него судимости, а если были — то какие, сотрудничали ли он в колонии, или написал на помилование. Это не наше дело. Мы берем по критерию политзаключенный или нет (признан или де-факто).
- мы имеем сеть шелтеров для эвакуированных бывших политзаключенных. Проживание в них строго ограничено двумя месяцами. Мы пришли к этой цифре экспериментально. Одного месяца маловато, чтобы человек нашел свой собственный угол в новой стране, а три месяца лишают новоприехавших воспользоваться проживанием. Поэтому, если кто-то претендует аж на четвертый месяц бесплатно, то это как минимум несправедливо в отношении тех, кто стоит в очереди после него.
Заселение происходит с согласия команды (это до забросов, что решает один Леончик). При нарушении правил, с которыми жители ознакомляются, может наступить выселение. Проживание может быть продлено — опять же, с согласия команды — на максимум один месяц, после чего все и конец, как говорят поляки.
- Лечение. Мы имеем определенный пул денег, который обуславливает лимит на одного человека. Чем позже выходят люди — тем больше у них проблем со здоровьем, которые нужно закрывать. Поэтому мы стараемся где возможно включать государственную медицину, а где нет — закрывать с наших ресурсов. И обычно мы забираем весь лимит и кое-где выходим за него, потому что чем позже кто-то выходит, тем больше проблем с медициной.
Можем ли мы прекратить лечение? Так, если человек угрожает нашей команде, разглашает информацию типа адресов шелтеров или имен волонтеров. Этот принцип не обсуждается. Это решение опять-таки принимается коллегиально, а не Леончиком.
Можем ли мы что-то не лечить? Можем. Мы — группа оперативной интервенции, а не пожизненная медицинская страховка. Мы берем только то, что можно увязать с тюрьмой. Мы не занимаемся тем, что было до тюрьмы. Мы даже можем отказать лечить то, что возникло в тюрьме, если мы не помещаемся в лимит.
Есть ли временные ограничения по лечению? Есть — около трех-четырех месяцев. Но бывают исключения, когда мы берем человека обратно в программу, потому что что-то пошло не так. Один из тех, кто публично недоволен нами, был в нашей программе два года.
В комментариях Алексею советуют сделать для всех одинаковые условия, ведь «доброта стороной выходит». Благодарят его за помощь и предлагают недовольным пожить в лагере для беженцев.
