Гродненцы в послевоенные годы. Фото из архива семьи Колупайло
Александр Петров — гродненский старожил и автор четырех книг по туризму — продолжает делиться историями из Гродно 1940−50-х. На этот раз он вспоминает про транспорт в городе, застройку в занеманской части и почему гродненцев на Лососянской называли «американцами».
В послевоенном Гродно у гужевого транспорта была полная монополия на обеспечение жизнедеятельности города, вспоминает Александр. В торговых организациях были не гаражи, а конюшни, товар по магазинам развозили на подводах, зимой на санях. На санях же развозили и лёд для ледников — погребов, заменявших в то время холодильники.
Когда на Немане лед становился достаточно толстым, чуть ниже моста начинались работы по его добыче. Пилили замерзшую реку обычными ручными пилами.
«Сани, гружёные прямоугольными голубыми глыбами, напоминали плывущие по городу айсберги. У городских жителей лошадей с телегами было мало, некоторые выполняли роль нынешних грузотакси. Надо что-то перевезти — иди к хозяину. Понятия „позвонить“ не существовало, телефонов не было даже в большинстве организаций», — вспоминает Александр.
Самым известным перевозчиком в городе для Александра был его сосед по Лососянскому переулку — пан Костэк. Его «платформа» была высшего класса — на рессорах, с мягким резиновым ходом.
«Сбор и сдача вторсырья была важным подспорьем, главным образом среди молодёжи. Принимали не только ценный металлолом, но и тряпьё, кости, бумагу. Найти дорогую медь было трудно, а вот железа кругом было много. Пан Костек занимался этим делом по-крупному, привозил даже с разрушенных фортов стальные колпаки по полтонны весом. Как-то по секрету он сказал мне, что знает, где в Немане, проломав лёд, утонул танк и он хочет его поднять. Но не успел, трагически погиб — упал в колодец».
Александр вспоминает, что в базарные дни город заполняли телеги (зимой — сани) крестьян, приехавших из ближайших деревень. Автомобиль можно было увидеть редко.
«Мы выходили на «оживлённую» дорогу и часами ждали — проедет машина или нет. Если увидел — настроение поднимается. Не зря провёл время, есть о чём рассказать коллегам.
Почти все эти машины были «полуторками». В большинстве из них в кузове на соломе лежали, сидели бойцы НКВД с длинными винтовками и собаками".
В послевоенное время, каждый горожанин знал, что вокруг города неспокойно, вспоминает гродненец. «То учителя убьют, то возле Фолюша пионера за галстук повесят», — говорит Александр. При этом бандитами называли не только настоящих бандитов, но и вообще всех, кто был хоть чем-либо недоволен.
Легковых автомобилей Александр практически не видел. Раз в месяц ему на глаза мог попасться какой-нибудь немецкий трофейный Opel.
«В каком году в городе появился общественный транспорт, точно не помню. Видимо, в 1950—1951, после открытия нового моста. „Автобусный парк“ состоял из двух носатых единиц. База их была на месте нынешнего института усовершенствования учителей [Гродненский областной институт развития образования на улице Гагарина — Hrodna.life]. Небольшие, с одной дверью, которую открывал водитель с помощью длинного рычага».
Сначала в Гродно было два маршрута, по одному автобусу на каждый. № 1 — от станции Лососно до ж/д вокзала — и № 2 — от деревни Лососно до ж/д вокзала. Оба шли по улицам Советской и Ожешко. Вошёл и вышел на одной стороне Немана — с тебя 50 копеек, переехал мост — рубль.
«Многие возмущались такой несправедливости. Ведь на каждой стороне было до пяти остановок, а переехать мост — всего одна. Не помню, чтобы этот общественный транспорт был перегружен. Неизбалованный народ привык ходить пешком. Включая безногих инвалидов, с грохотом носившихся по тротуарам на коротких досках, оснащённых шарикоподшипниками, отталкиваясь чёрными ладонями от дороги. Грохотали с год, а потом сразу все пропали».
Александр говорит, что нельзя не отметить один подвид гужевого транспорта в Гродно. На всех гродненских языках — беларусском, польском, русском и даже на идиш специалистов этого подвида называли одинаково — говновозы.
«Их в городе было немного, встречались нечасто, но знал о них каждый. При каждом доме удобства были во дворе. И как ни скудно было питание, но туалеты всё-таки заполнялись. И тогда звали его. С конём, телегой, на которой закреплена большая деревянная бочка. Переливал говновоз продукт полуведровым черпаком с длинной ручкой. Работал не спеша, процесс занимал час или более. Вонь стояла страшная. Аромат растекался во все стороны метров на сто и люди бросались плотно закрывать форточки, окна и двери. Если не было ветра, запах держался долго».
В послевоенные годы гужевым транспортом пользовались люди еще одной профессии. Их именовали польским словом hycel (гыцаль). У них на телеге стояла клетка для собак. «Гыцали» ездили по городу и отлавливали бездомных животных.
«Они приманивали собак чем-то вкусным. Когда доверчивый пёс приближался „на выстрел“, накидывали на шею аркан и тащили в клетку. Куда „гыцали“ увозили собак, что они потом делали с тушками — никто не знал. Узнать, что к нам пожаловал такой охотник, было несложно по хору уже пойманных собак в клетке. Тут все пацаны выскакивали из домов и старались как-нибудь навредить живодёру. Отгоняли уличных собак, громко дразнились „Гыцаль, гыцаль!“, стреляли из рогаток, кидали камнями по лошадям, чтобы они убегали».
Послевоенное детство Александра прошло в левобережней части города. Ее все называли, как он говорит, — Занемонье, а жителей — занемонцы. На запад от ул. Горновых, где жил Александр [улицы Гданская (1946 — 1948), Зана (до 1953), Лососянский переулок (до 1964)], он знал каждую улицу, почти каждый дом.
«Начнём от моста. На самой верхатуре, параллельно Неману, идёт улица Дарвина, а тогда Уланская. Вдоль неё, слева и справа от виадука, над самым обрывом тянулся окоп. Свеженький, ещё не заросший травой. Палками перерыли его весь, искали что-либо интересное. Конкурентам повезло — нашли гранату, а нашей банде попадались только винтовочные гильзы. Немецкие, значит и окопы были немецкие. Обстреливали наших на противоположном берегу».
От моста по берегу Немана, вниз по его течению сейчас многое изменилось. На месте сквера находилась большая лесопилка. Александр говорит, что та территория была «царством гор из брёвен и сосновой коры». Кора была хорошим сырьём для вырезания корабликов.
«Древесина приплывала по Неману в виде плотов. Несколько из них всегда ожидали очереди на разборку в ловушке, образованной такими же плотами, но стоящими на якорях.
Пригоняли плоты издалека, по несколько штук в караване. В центре всегда стоял шалаш, рядом оборудовано место для костра. Плотогонов обычно было двое. Попасть в ловушку — самая сложная и ответственная их задача, а тут ещё надо прогонять непрошенных экскурсантов, залезавших на плот, как тараканы, со всех сторон. Для нас проплыть на плоту было шиком, а для них наш шик был нарушением инструкции".
Читайте также: «Мы з бацькам былі плытагонамі». Успаміны гродзенца, які дапамагаў сплаўляць лес па Нёмане
Чуть ниже по Неману — гавань, место стоянки гродненских судов всех типов. Там, где вход в залив соединяется с Неманом, был небольшой, но очень популярный среди гродненских пацанов пляж, который тоже назывался Гавань.
«Мелочь барахталась в лягушатнике залива, „опытные“ выплывали на просторы Немана. Забавой № 1 было катание на волнах от проходящего парохода. Главным был „Александр Пушкин“ с большими колёсами по бокам. „За польскім часам“ он, кажется, назывался „Radziwiłł“ [на самом деле он назывался „Jagiełło“ — Hrodna.life]. Считаные асы ухитрялись на плаву схватиться за вращающиеся лопасти и не отпускать, пока они не вытянут героя из воды. Это считалось почти подвигом. Попозже появился пассажирский теплоход „Мария Мельникайте“. На нём катали экскурсии учащихся и трудящихся».
Над улицей Краснопартизанской возвышалось «плато» без единого домика — будущие улицы Гагарина и Мира. У поля, где росли овощи, было и своё название — Слижовка.
«Этимологию этого оригинального названия и сейчас не могу понять. Слиж — название неманской рыбки, но рыба вроде здесь не причём. С трёх сторон Слижовка окружена глубокими крутыми склонами и словно создана для строительства на ней оборонительных сооружений. Но служила только мирному огородному делу. Начиналось поле сразу от костёла, на юге границей служил глубокий овраг с маленьким ручейком. Снежной зимой — а снежными были все зимы — овраг служил спортивным полигоном, был радостью детям. Санки, лыжи, беготня, крики до темноты. Там же можно было увидеть и убегающего зайца».
По ул. Советских пограничников (тогда — Лососянской) город заканчивался улицей Монюшко и домами двух «американцев» — слева и справа. В 1961 году за ними построили обувную фабрику. Александр помнит, почему этих людей называли «американцами».
«В 1930-х два гродненских поляка поехали в Америку на заработки. Там себя не жалели, а когда через несколько лет вернулись, на заработанные деньги купили по большому куску земли. Один слева, другой справа от дороги из Гродно в деревню Лососно. Построили друг против друга добротные дома.
Но тут — бац! — 1939-й год. Было ваше, стало наше. Дома, правда, не отняли, как у многих других, оставили и огород. Горе и злоба стала уделом их жизни. Были нелюдимыми, ни с кем не общались, их почти не видели на улице. Никто не знал ни их имени, ни фамилии. Называли просто — «Американец левый» и «Американец правый». Сейчас от их домов не осталось и следа".
Считается, что сложно выбрать подарок именно мужчине - мужу, сыну, отцу, партнеру или другу. Ситуация…
Белорус Алекс Вознесенский посетил Новогрудок как турист. Мужчину поразило, что город с богатой историей находится…
Ресторан-кафе «Неманская витина» в виде ладьи – часть концепции новой гродненской набережной, которую обсуждали в…
Алексей Коженов уехал из Минска в 1998-м году. Он получил работу в Google, стал дьяконом…
Сленг постоянно меняется - в последнее время под влиянием TikTok. Понять его сразу и весь…
Каждый месяц 22 тонны кофейных зерен выезжают из Гродно, чтобы попасть на заправки по всей…