На левом берегу Немана в Гродно около высоких склонов примостилось несколько частных домов. Новые здания из кирпича соседствуют со старыми деревянными постройками. Часть ветхих домов уже снесли — на их месте валяются доски и строительный мусор. От Немана дома отделяет асфальтированная дорога, и только одна хата стоит в нескольких метрах от реки. Здесь живут 84-летняя Нина Новик и ее сын Валентин. Несколько лет назад одна из стен постройки и часть комнаты обвалились от старости. И все эти годы пенсионеры пытались добиться переселения из своего ветхого жилья. В конце концов все получилось, но эта история, которая растянулась на 60 лет, хоть и с хэппи-эндом для жильцов, все-таки очень грустная. Для домика, который доживает свои последние дни. Пишет TUT.BY.
Маленькие окна спальни Нины Лукиничны выходят прямо на Неман. Кажется, что дом вовсе не стоит на берегу, а плывет куда-то вместе с серой водой. Там дальше — правый берег, центр города, замки и Коложа. И там, в городе, — машины, бары, вечно спешащие куда-то горожане. Здесь же только вода и тишина. Может показаться, что дом и не в городе вовсе, хотя это — самый центр.
Потом спохватывается и, улыбаясь, говорит:
— Я ж завидная невеста еще. Посмотри, сколько комнат в доме, какие перины и подушки, — смеется и вытаскивает из комода свою черно-белую фотографию. — Смотри, смотри, какая пекная была. Хлопцы так и вилися! Ай, аднаго не даждалася з войска — а так любилися, так любилися. Вышла за свайго замуж. Помер ён. Піў. И я его адправіла ў Новогрудок, где он жил. Там и помер. Асталася я адна с детьми. И все ждала и ждала, что нешта с домам будет. И вот даждалася, представляете. В 84 года даждалася.
Читайте также: «Надзея адна — паміраць». Гродзенская сям’я жыве ў доме без сцяны
Нина Лукинична уже на низком старте: в комнатах стоят коробки с собранными вещами, в старом серванте уже нет хрустальных рюмок и бокалов, со стен сняты ковры, в углу — свернутые одеяла и перевязанные веревкой подушки и книжки.
— Ах, лялечки вы мои… Сидим на чемоданах, обещали нам, что в апреле уже и домика не будет, и нас здесь тоже уже не будет, — говорит бабушка.
Она сначала хорохорится и долго рассказывает, что наконец получили с сыном за свою избушку двухкомнатную приватизированную квартиру в многоэтажке на проспекте Клецкова.
И вроде бы все хорошо — в том же районе живет ее дочь, да и в хате уже жить невмоготу: холодно, сыро и страшно, что вот-вот на голову рухнет потолок — по ночам в принеманской тишине он предательски трещит. Практически каждую весну семья сидела на чемоданах: дом постоянно подтапливало. В хате, несмотря на то, что это центр, нет ни воды, ни туалета, ни отопления, кроме двух 130-летних печек.
Но потом Нина Лукинична садится на кровать и вздыхает:
— А как же я там буду? Это же ни на лавочке посидеть, ни в огород сходить. Паглядзи, яки ен у мяне «жырны». Остается только легчы ды памярэць или в Неман кинуться.
И бабушка начинает плакать.
Пожилая женщина долго сидит на кровати, смотрит в окно. Добавляет, что жизнь около Немана — какая-то все-таки особенная. Вода и радость приносит, и горесть. Вспоминает, как в детстве катались на льдинах. Опасно, конечно, но так развлекались. Летом всей гурьбой ходили купаться и, конечно, на рыбалку.
Горести тоже были.
— Пацаны танули. И брат мой патануў. Забрала яго рака, — вздыхает Нина Лукинична.
В домик на Немане ее семья переехала в 1948 году. А до этого в хате, которая была построена в конце позапрошлого века, жила еврейская семья, державшая свою лавку.
— Как вспоминали старые гродненцы, здесь был магазин, — говорит сын Нины Валентин Новик.
Какое-то время после войны на этой улице никто не жил. Пустые дома ждали своих хозяев, которые так и не вернулись сюда: район был еврейским и все его жители или погибли в гетто или концлагере, или смогли спастись, но их судьба осталась неизвестной.
Домик на берегу Немана отдали семье Нины Новик. Сначала здесь жила сестра ее матери, а потом ей дали квартиру — и она уступила жилье родственникам.
— Мне было 12 лет, когда мы сюда переехали, — говорит бабушка.
В 1958 году хату по самую крышу затопил Неман. С тех пор жилье было признано аварийным. Именно тогда городские власти сказали семье: «Скоро переселим» — и запретили делать ремонт и как-то обновлять строение. Прописывать сюда тоже никого было нельзя.
Ожидание затянулось до 2020-го.
Краевед и владелец частного музея гродненец Януш Парулис, которому тогда было 17 лет, вспоминал:
— В апреле было много снега, а потом все растаяло и получился потоп. Тогда по Неману плыли сараи, а от домов, которые находились около Городничанки, из воды торчали только дымоходы. Помню еще, что по реке на бревнах плыли куры и петухи, где-то даже и поросята были. А на пивзаводе плавали бочки.
— Все здесь было в воде. Она очень быстро прибывала, мы опомниться не успели, как дом полностью затопило. По Неману плавали заборы, доски, даже домашняя скотина — свиньи, куры, петухи, гуси. Потом, когда вода ушла, дом долго высыхал. И часть земли, на которой он стоял, обвалилась в реку, — вспоминает бабушка.
Сын добавляет: после потопа в подвале плавала рыба — вылавливали даже щук, комнаты все были в речном иле.
История про потоп стала неотъемлемой частью истории семьи, ведь именно после наводнения все пошло наперекосяк.
— 60 год нам все абяцалі. Нам ничего здесь делать было нельзя. Так и жили столько лет, — говорит бабушка. — Але каму патрэбны просты чалавек? Толькі Богу. Мама памерла, бацька, ветеран, памёр. А яны тож все ждали и ждали переселения.
Последние лет десять Нина Лукинична и Валентин, конечно, пытались решить свою жилищную проблему: писали письма местной власти, провели обследование дома, которое показало почти 70% износа строения. Несколько раз получали ответ: мол, дом приватизирован — и жильцы должны самостоятельно решать свою проблему. Но решить ее никак не могли: строить и что-то ремонтировать в хате было нельзя.
А потом обвалилась стена.
К пенсионерам зачастили проверки. Бабушка даже поселилась в социальной квартире, а сын остался в доме. Но женщина через несколько месяцев вернулась домой.
Потом им предложили стать на очередь нуждающихся в улучшении жилищных условий. Они это, конечно, сделали. Нина Лукинична смеется: чтобы дождаться своей очереди, прожить ей надо лет до 120 минимум.
Жильцы ветхого дома снова стали писать в различные инстанции. Говорят, дошли до Администрации президента. Тогда к ним приехали представители городской власти, а через какое-то время пришло известие: им дают квартиру, а дом подлежит сносу.
— Ключи нам еще не выдали, но квартиру мы уже посмотрели. Вот вещи собираем, — говорит Валентин.
Бабушка снова начинает грустить.
— Ай, нічога не будзе… Долго там не проживу. Тут я каждый уголок знаю, каждый камушек. Ну и пусть удобств нет, печка старая и почти не топит, и зимой халадно, а ў подвале — вада збіраецца. А как там у туалет хадзіць буду, у кватэры-то — я ж стесняцца буду! Как эта вообще там жыць? Я ж толькі ў дачкі некалькі нядзель пажыла, калі прастыла. Яна кажа: «Мама, пераязджай да меня». А как эта — пераязджаць? Ах, лялечкі вы мае…
