Превращение
Станислав Цыбинский живёт в Гродно и работает официантом в двух ресторанах. Часть заработанных денег парень тратит, чтобы помогать бывшим заключённым не вернуться за решётку. О том, как неуютно в белорусской тюрьме, Стас знает всё: всего полтора года назад он вышел на свободу после 15 лет, проведённых «в местах не столь отдалённых» за убийство. Историю страхов и надежд Стаса, и как он помогает другим людям начать новую жизнь после тюрьмы, рассказывает euroradio.fm.
«Я освободился в ноябре 2017 года. Я не знал, куда мне идти, что мне делать, с кем связаться, — рассказывает Цыбинский. — Но у меня был телефон друга Алексея. Я позвонил — он приехал из Минска и отвёз меня в деревню Александровка под Щучином, к брату Луиджи [приют для бездомных, который организовал в своём доме Алексей Щедров, он же «брат Луиджи». — Еврорадио]. Я пожил там около недели и уехал в Щучин искать работу.
Мне повезло устроиться в Дом культуры в деревне недалеко от Щучина. Я сделал несколько мероприятий: детские утренники, дискотеки, Новый год… Но потом начальство от участкового узнало, что я сидел за убийство. Пришлось написать заявление по собственному желанию, иначе уволили бы по статье. Так я оказался на вокзале в Гродно".
Станислав попробовал обратиться за помощью в милицию, но там лишь пожали плечами: мол, с документами помочь не можем. С работой успехов тоже не было. Отказывали, говорит Стас, из-за судимости.
«На вокзале жить было тяжело. Спал на коротких скамейках в позе зародыша. Милиция постоянно будила и выгоняла. Я им говорю: «Нет у меня прописки, жить мне негде». В РУВД завезут, подержат и отпустят.
Ел когда придётся. Еду просил, хоть было стыдно и унизительно. Но воровать не хотел. Были мысли разбить витрину, достать оттуда колбасу, батон, начать есть, и дальше будь что будет. Просто хотелось есть. А взять негде. Я понимаю людей: молодой здоровый парень подходит и просит еду, они смотрели на меня как на больного.
Мылся в туалете на вокзале. Одна женщина там всё время давала мне ведро теплой воды, вместе с ним я закрывался в туалете, набирал в пластмассовую бутылку воды и так вот мылся. Вот такие у меня были условия".
Стас стал подходить к людям со словами: «Если у вас есть возможность, купите мне хлеба, купите две сосиски». При этом говорил, что недавно освободился из колонии, что ему не нужны деньги и воровать еду из магазинов он не хочет.
«Пинками меня гнали. И мужчины, и женщины. Как только слышали, что я был осуждён. Общество меня не принимало. Мне казалось, люди думали: «Ты сидел в колонии и сейчас тут ещё что-то просишь?».
Но однажды Цыбинскому повезло. К нему подошла пожилая женщина и стала вынимать продукты из пакета: сыр, молоко, батон, сосиски.
«Я ей говорил, что мне столько не надо, но она говорила, мол, бери, внучок, бери. И мне это слово „внучок“ было приятно, потому что впервые ко мне человек отнёсся с добротой».
В этот момент Стас заплакал. Позже он рассказал, что плакал после освобождения дважды: когда его накормила та женщина и сейчас, когда он рассказывал нам об этом.
«Я просто вспоминаю, как она давала мне еду… Я так сильно хотел есть, что я просто… У меня падал этот сыр, я хватал батон, он сыпался… Я хватал сосиски… Я плакал не от того, что мне дали поесть, а от доброты. Я вообще сильный человек. Но когда над тобой издевались там, а потом ты вышел сюда… И ты понимаешь, что государство тебе не помогает, поесть ты не можешь себе найти, на работу тебя не берут — даже на временную. И ты понимаешь, что ты нахрен здесь никому не нужен. И когда попадается человек, который просто отдаёт из сумки всё, что у него там есть… Она понимала меня. У неё внук в то время отбывал наказание. Я начал расспрашивать. Но она сказала, что это неважно. Я до сих пор ищу эту женщину. Когда иду по городу, всегда всматриваюсь в лица людей. Я хочу её отблагодарить, потому что она первой протянула мне руку помощи. Я на тот момент не ел ничего три или четыре дня».
Когда Стасу было 11 месяцев, умер его отец — от остановки сердца прямо за рулём. После этого его мать начала выпивать. Парень рассказывает, что через год после смерти мужа она ушла из квартиры, оставив двухлетнего сына.
«Я провёл так около недели. Потом соседи вызвали милицию, в квартире выломали дверь. Месяц я пролежал в больнице, потому что сильно исхудал. А мама просто ушла и больше не вернулась.
Моя 80-летняя бабушка взяла частичное опекунство, поэтому я жил в детдоме в Телеханах [посёлок в Брестской области. — Еврорадио], а на летние каникулы ездил к ней в Брест».
В 2002 году 18-летнего Стаса осудили по части 2 статьи 139 УК — убийство. Цыбинский рассказывает нам, что убил парня, который изнасиловал его девушку.
«Я не хотел никого убивать. Просто когда человека любишь, когда это твоё родное… Первое, что появилось в моей жизни, — это любовь. А для меня, сироты, это важно. У меня нет ни мамы, ни папы — никого. Я был настолько безумен! Потом, когда произошло убийство, я анализировал и понимал, что совершил ужасный поступок.
Я повалил человека на землю и безумно бил его ногами. У него было сломано левое ребро, оно пробило левое лёгкое, и он задохнулся от кровяного тромба. Он умер не сразу, а через несколько часов".
Парень говорит, что во время следствия взял на себя вину за несколько преступлений. За это ему обещали чай, сигареты и другие вещи, которые могут пригодиться в СИЗО. Как итог — 16 лет строгого режима. 10 — за совершённое им убийство, и ещё 6 за чужие преступления. Позже один год скостили по амнистии.
Девушка Станислава с ним не осталась. Сейчас она живёт одна с тремя детьми.
«Когда меня посадили, я думал, что она будет мне писать, будет меня поддерживать. Но она выбрала другого мужчину и просто забыла обо мне. Иногда мы с ней созваниваемся, но той любви и тёплых отношений нет.
Я жалею, что провёл столько лет за решёткой, а человек меня покинул… Если бы мы знали, что нас ждёт впереди… Что она не будет со мной. Наверное, если бы я знал, я бы её отпустил, и это бы не послужило поводом для убийства".
Стас говорит, что тогда его, 18-летнего парня, больше всего пугали четыре стены в СИЗО. Он думал, что так и пройдут все годы заключения.
«В СИЗО в камере было очень много людей, мы спали посменно. Когда приехал в колонию, там были разные люди, разных возрастов. Хватало 18-летних, как я, были и пожилые люди. Были бывшие депутаты, врачи, бизнесмены, милиционеры и так далее. Тюрьма всех равняет.
Я не понимал, что такое годы — два, три, пять, десять лет. А потом, когда попал в колонию, осознал, что это очень много. Потому что эти годы проходят как один день, как День сурка — ничего не меняется. Проснулся, зарядка, работа — и так по кругу. Иногда какое-то мероприятие или концерт, но всё это происходит в изолированной зоне, где зелени очень мало. Ты постоянно находишься с одними и теми же людьми. И за годы они становятся тебе родными".
За весь срок Стас сменил несколько колоний: сначала сидел в ИК-5 в Ивацевичах в колонии строгого режима, потом — в ИК-8 в Орше и в ИК-19 в Могилёве. Когда могилёвскую колонию переделали в лечебно-трудовой профилакторий, Станислава этапировали в соседнюю ИК-15.
«В одной из колоний я сидел с кандидатом в президенты 2010 года Дмитрием Уссом. В колонии у него случился инсульт, у него плохо двигались рука и нога — тело было частично парализовано, было тяжело двигаться. Это было после протестов 2010 года, с нами ещё сидели многие активисты. Этим людям дали возможность просить помилования у президента, и большинство из них воспользовались этим. Их сразу после этого и отпустили. Но остались несколько человек, которые сказали, что не хотят прощения. И их через год тоже выпустили.
Также я сидел с композитором Владимиром Брайловским [бывший организатор фестиваля «Золотой шлягер». — Еврорадио]".
«К сожалению, самая яркая история, которую я вспоминаю, очень грустная. Я никогда не видел, как умирают люди. А в колонии на моих глазах умерло много осуждённых. И когда ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь, это ужасно. Когда вы просто стоите, разговариваете, а потом человек падает, начинает колотиться, у него идёт пена изо рта. Все ребята окружают этого человека и просто не знают, что делать. На какое-то время происходит такой ступор, что не сразу кто-то соображал, что нужно элементарно позвать администрацию».
Станислав замечает, что за годы, которые он провёл в неволе, «зона» поменялась только в бытовых вещах. Например, улучшилось питание и условия содержания. Но не отношение к заключённым.
«В тюрьму приходит работать очень много молодых специалистов [Станислав имеет в виду милиционеров из системы исполнения наказаний. — Еврорадио]. Изначально они добрые, отзывчивые, более человечные. Но когда они поработают несколько лет, система их меняет. Почему многие увольняются или переходят на другое место службы? Потому что иначе они должны стать матёрыми и злыми офицерами, которые работают там годами, по 10−15 лет.
Поэтому отношение к заключённым особо не поменялось. В первую очередь ты для них преступник, простой бесправник. Если ты из себя что-то представляешь, перечишь им, то попадаешь в касту неугодных. С тобой могут делать что хотят: ШИЗО, ПКТ — будешь вечно там сидеть. А если ты выполняешь их требования, то всё у тебя будет нормально".
Незадолго до выхода из колонии Станислав начал планировать жизнь после освобождения. Он писал письма в различные организации с просьбой взять его на работу, писал на них жалобы и всё это повторялось по кругу. В итоге — 158 отказов и ухудшение отношений с администрацией колонии.
«Запугивают, угрожают, давят. Никакого исправления нет. Говорят, что мы тебя сюда не звали, ты совершил преступление, ты преступник, ты плохой. И везде тебе тыкают. Придёшь в медчасть, говоришь, мол, плохо, дайте таблетку. А тебе в ответ: «А где ты был раньше, когда убивал? Надо было раньше думать. Сейчас был бы дома и пил бы таблетки, какие хочешь». И так везде. Просто кто-то терпит, а кто-то не хочет этого терпеть. Я написал в «Белгазету» статью о том, что в колонии осуждённых не исправляют, а дрессируют, как животных. С меня потребовали написать опровержение. Я этого не сделал, поэтому начался прессинг. И со стороны администрации, и со стороны осуждённых.
В колонии неоднократно были самоубийства. У меня самого был такой жизненный этап. Вены я резал дважды. Второй раз меня вытянули ночью и хотели в туалет засунуть, «опустить», но у них не получилось. У меня уже была с собой наготове мойка [на тюремном жаргоне лезвие, обмотанное с одной стороны изолентой. — Еврорадио], и я сразу же начал себя резать, мне нужно было как можно сильнее себя поранить, чтобы от меня отстали. Это остановило давление".
«Нужно менять всю систему. На инструктажах молодым сотрудникам говорят: «Этот — убийца. Он мог убить твою сестру, твоих родителей. Ты должен держать его на расстоянии и разговаривать с позиции «Я начальник, ты заключённый». Там изначально идёт такая позиция, и исправления никакого.
Но самая большая проблема в том, что изначально на тебе ставят вот это клеймо — зэк. Как будто ты бесчеловечный. Я вам даже больше скажу: сейчас, когда я обращаюсь в милицию по разным поводам и там видят мою судимость, сразу же отношение меняется. Я спрашиваю: «Почему, зачем вы так делаете?». А мне говорят: «Ты бывший зэк». Сколько будешь жить — никуда не денешься от этого".
Миллион людей не может одинаково врать о том, что отношение со стороны сотрудников колонии — плохое. Это так и есть".
В середине июня, когда Стас голодал вместе с мамами-328 в деревне Остров, к нему на работу приезжали сотрудники милиции. Они побывали и в общежитии, где живёт мужчина, расспрашивали вахтёров о его поведении и оставили уведомление о вызове в инспекцию «для дачи пояснений относительно своего поведения и образа жизни».
В день нашей встречи у Стаса выходной, но он хочет показать нам, где работает: «Мне нравится приносить людям радость, улыбаться им и видеть, как они улыбаются в ответ».
Проходя мимо гродненской тюрьмы № 1, которая расположилась прямо в центре города, Цыбинский говорит, что устраивал там концерт для заключённых. Все были довольны.
Но через время после нашего разговора Стасом вновь заинтересовалась милиция. На этот раз из-за группы во «ВКонтакте» и его планов по ресоциализации заключённых.
Новые записи в группе «Белорусский центр поддержки» во «ВКонтакте» появляются каждый день. Сегодня — статья о вреде синтетических наркотиков, вчера — новость о новом смертном приговоре, недавно там собирали деньги для семьи погибшей на Аляске режиссёра Ники Никоновой. Помощь нужна не только бывшим заключённым. Стас работает. Он верит в то, что затеял хорошее дело.
Хватает ли в центре Гродно продуктовых магазинов? Споры об этом вызвало открытие на углу Советской…
Нарядная хвоя, свечи, новогодние венки и гирлянды, светлый или темный фон на выбор. Гродненские фотостудии…
Власти создали новую платформу “меркаванне.бел”. Ее позиционируют как онлайн-площадку, на которой каждый сможет в свободной…
Коллекция одежды гродненки Екатерины Корлатяну дебютировала этой осенью на Парижской неделе моды. А начиналось все…
Гродненец Роман Нагула почти полжизни работает с деревом. Школьником он начинал с бейсбольных бит, а…
Гродненка Анна Тарковская почти круглый год собирает травы, а потом плетет из них венки. За…