"Хотите как в Украине?"
Насколько похож опыт студентов-протестующих Беларуси и Украины
Насколько похож опыт студентов-протестующих Беларуси и Украины
"Хотите как в Украине?" - в последние годы протестующие стран СНГ слышат этот вопрос так часто, что его впору считать пословицей. Hrodna.life поговорили с молодыми людьми, участвовавшими в потестах в Гродно в августе-сентябре 2020 и в Одессе, Львове и Харькове в 2013-2014 годах. Насколько похожи опыт и впечатления белорусских и украинских не-столичных студентов?
Шесть студентов, шесть историй протеста. Кликайте по кнопке "Читать дальше", знакомьтесь с нашими героями, и делайте выводы о протестах - свои собственные выводы.
Виталий
Одесса
«Родители тоже реагировали по-разному. Мои родители были против того, чтобы я участвовал в Евромайдане. На меня завели административные, уголовные дела, поэтому они были… не в восторге»
В Одессе Евромайдан начался через день после того, как он начался в Киеве. Выходили представители одесской интеллигенции - историки, художники, представители культуры. Мы в ту же ночь поставили палаточный городок. Я лично даже и не задумывался, приходить или нет. Я был студентом тогда, и считал, что каждый студент должен высказывать свое мнение, бороться за то, во что верит. Так что, я старался соответствовать статусу студента.
На следующий день наш палаточный городок разбила полиция, а меня и еще двоих людей задержали как организаторов.
Мы собирались каждый день. Людей было то много, то мало - зависело от того, выходной или будний день, что происходило в Киеве и во всей Украине. И от погоды, конечно, той зимой было очень холодно. Так что собиралось от нескольких десятков людей до тысяч. Мы устраивали и марши, и пикеты, но основой была именно точка сбора у Дюка.
На следующий день наш палаточный городок разбила полиция, а меня и еще двоих людей задержали как организаторов.
Мы собирались каждый день. Людей было то много, то мало - зависело от того, выходной или будний день, что происходило в Киеве и во всей Украине. И от погоды, конечно, той зимой было очень холодно. Так что собиралось от нескольких десятков людей до тысяч. Мы устраивали и марши, и пикеты, но основой была именно точка сбора у Дюка.
Я воспринимал правоохранителей как угрозу с первого дня, когда я своими глазами увидел, что такое полиция на самом деле. Когда уничтожали наш палаточный городок, когда меня избивали и душили в автозаке. Угрозой были и провокаторы, "титушки". Мы делали акцию возле Областной госадминистрации, уже после того, как начали убивать людей в Киеве в феврале. Власть тогда массово, автобусами, привезла титушек. Побили людей, которые пришли на акцию. Тогда мы поняли, что плакатами мы не сможем защищаться, и тогда было решено создать отряды местной самообороны. В тот же вечер мы их создали, и в самооборону сразу записалось около двухсот человек.
Самооборона должна была физически защищать людей, которые выходили на акции протеста, от титушек и Беркута. Из оснащения у них были средства защиты - поролоновые доспехи, чтобы смягчить удары, щиты из ДСП. У нас был предприниматель, который у себя на производстве мог все это для нас делать. Еще брали черенки от лопат. В случае серьезной угрозы главное, что нам было нужно - это время, чтобы как можно больше людей успело спастись. Для этого нужно задержать агрессора. Вот этим самооборона и занималась.
Я был студентом Одесского национального университета, одного из старейших университетов страны. Мне вообще казалось, что мы должны быть в авангарде всех этих вещей. И действительно, другие студенты, которые приходили на Евромайдан, объединялись вокруг нас. И первые студенческие страйки мы проводили возле моего университета. Нас пытались не пускать на территорию, появлялись какие-то университетские дружинники. После событий февраля все стало серьезнее, угрожали, что вызовут полицию, вызывали на разговор к ректору, из-за того, что мы пытались оттягивать студентов с пар на протесты. Было давление. Но до исключения не доходило, насколько мне известно. Были преподаватели, кто наоборот поддерживал тех, кто ходил на Евромайдан.
Самооборона должна была физически защищать людей, которые выходили на акции протеста, от титушек и Беркута. Из оснащения у них были средства защиты - поролоновые доспехи, чтобы смягчить удары, щиты из ДСП. У нас был предприниматель, который у себя на производстве мог все это для нас делать. Еще брали черенки от лопат. В случае серьезной угрозы главное, что нам было нужно - это время, чтобы как можно больше людей успело спастись. Для этого нужно задержать агрессора. Вот этим самооборона и занималась.
Я был студентом Одесского национального университета, одного из старейших университетов страны. Мне вообще казалось, что мы должны быть в авангарде всех этих вещей. И действительно, другие студенты, которые приходили на Евромайдан, объединялись вокруг нас. И первые студенческие страйки мы проводили возле моего университета. Нас пытались не пускать на территорию, появлялись какие-то университетские дружинники. После событий февраля все стало серьезнее, угрожали, что вызовут полицию, вызывали на разговор к ректору, из-за того, что мы пытались оттягивать студентов с пар на протесты. Было давление. Но до исключения не доходило, насколько мне известно. Были преподаватели, кто наоборот поддерживал тех, кто ходил на Евромайдан.
Родители тоже реагировали по-разному. Мои родители были против того, чтобы я участвовал в Евромайдане. На меня завели административные, уголовные дела, поэтому они были ... не в восторге. Они вообще сомневались, что я университет закончу. Но я видел, как девушек и парней родители сами подвозили на Майдан. Были и те, кто приходил с детьми.
Самый страшный момент? Когда мы блокировали одесскую базу Беркут, чтобы они не выехали на Киев. Это было уже после того, как начали убивать людей. Нас было человек 50, и мы блокировали выезд. Ночь. Очень темно, даже не видно всех наших. В переулке с битами стоит анти-майдан. Мы окружены внутренними войсками. А за воротами тот самый Беркут, который мы пытаемся заблокировать. Я думал, что мы не переживем эту ночь. Это было за день до создания самообороны.
Самый радостный момент? К сожалению, мы как-то пропустили момент побега Януковича, провели его "на ногах", поэтому ощущения победы не поймали. Мы тогда как раз собирались десятниками только созданной самообороны, определяли структуру, знакомились с новыми людьми. Вопрос доверия стоял жестко, ведь ты должен был этим людям доверить свою спину. Поэтому, наверное, назову март, когда собрались десятки тысяч одесситов с украинскими флагами. Я не видел, где кончается колонна. Это было невероятно. Момент максимальной консолидации, когда ты чувствуешь, что вы все - вместе.
Самый страшный момент? Когда мы блокировали одесскую базу Беркут, чтобы они не выехали на Киев. Это было уже после того, как начали убивать людей. Нас было человек 50, и мы блокировали выезд. Ночь. Очень темно, даже не видно всех наших. В переулке с битами стоит анти-майдан. Мы окружены внутренними войсками. А за воротами тот самый Беркут, который мы пытаемся заблокировать. Я думал, что мы не переживем эту ночь. Это было за день до создания самообороны.
Самый радостный момент? К сожалению, мы как-то пропустили момент побега Януковича, провели его "на ногах", поэтому ощущения победы не поймали. Мы тогда как раз собирались десятниками только созданной самообороны, определяли структуру, знакомились с новыми людьми. Вопрос доверия стоял жестко, ведь ты должен был этим людям доверить свою спину. Поэтому, наверное, назову март, когда собрались десятки тысяч одесситов с украинскими флагами. Я не видел, где кончается колонна. Это было невероятно. Момент максимальной консолидации, когда ты чувствуешь, что вы все - вместе.
А белорусским студентам я не могу ничего посоветовать. У них ситуация совсем другого уровня. Если мы помешали созданию постсоветсткой диктатуры у нас в стране, то они вынуждены бороться с уже существующей. Так что могу только пожелать успехов. Весь цивилизованный мир следит за вами. В поддержку белорусской молодежи мы сняли вот такое видео. Смотрите 🙂
Тадеуш
Гродно
«Видели автозаки - прятались за кустами, деревьями, падали плашмя на асфальт и пережидали, прятались на ступеньках подвалов. Те 300 метров, что нужно было пройти до Пушкинской, мы шли минут 30»
Мой протест начался еще со сбора подписей. Мне повезло, я не попадал на самые жесткие дни, когда задерживали. Помню, когда в Гродно приехал Тихановский, у меня были курсы английского. Я шел на занятия, прошел Советскую площадь, и буквально через 3 минуты мне приходят уведомления: начались провокации, Тихановского пакуют. У меня в голове как лампочка зажглась: всё, началось.
На протест впервые вышел 9 августа, после голосования. Пошел на площадь Ленина. Так вышло, что я имею некоторое представление о службе. ОМОН заграждения устанавливал, и я у них заметил подсумки с противогазами. Значит, есть вероятность, что будет газ. Мне сразу стало не по себе. На площади стояли группки людей, общались. На протест не похоже. Проходит минут пять, все эти группы сливаются в одну колонну и начинают идти в сторону Советской. Идем, кричим "Жыве Беларусь", и ощущение такое, что вот сейчас дойдем до Советской - и всё, Беларусь свободна. Доходим до Советской, а Беларусь не свободна, и стоят люди в масках со щитами. Мы стоим, кричим наши лозунги, они просто смотрят. Ничего происходит. И вдруг подъезжает какой-то автобус со стороны Большой Троицкой, выходит ОМОН и начинает бежать на людей. Мы все разбежались, рассосались по дворам, и снова собрались уже у Молодежного центра. И вот такая схема происходила раз пять, если не больше. Потом пошла зачистка. Это уже был не страх, скорее шок. Потому что реакция совершенно несоразмерная.
На протест впервые вышел 9 августа, после голосования. Пошел на площадь Ленина. Так вышло, что я имею некоторое представление о службе. ОМОН заграждения устанавливал, и я у них заметил подсумки с противогазами. Значит, есть вероятность, что будет газ. Мне сразу стало не по себе. На площади стояли группки людей, общались. На протест не похоже. Проходит минут пять, все эти группы сливаются в одну колонну и начинают идти в сторону Советской. Идем, кричим "Жыве Беларусь", и ощущение такое, что вот сейчас дойдем до Советской - и всё, Беларусь свободна. Доходим до Советской, а Беларусь не свободна, и стоят люди в масках со щитами. Мы стоим, кричим наши лозунги, они просто смотрят. Ничего происходит. И вдруг подъезжает какой-то автобус со стороны Большой Троицкой, выходит ОМОН и начинает бежать на людей. Мы все разбежались, рассосались по дворам, и снова собрались уже у Молодежного центра. И вот такая схема происходила раз пять, если не больше. Потом пошла зачистка. Это уже был не страх, скорее шок. Потому что реакция совершенно несоразмерная.
Когда вокруг много людей, то думаешь - начнут вязать, может, люди поддержат, или, может, кого-то другого поймают, не тебя, кого-то более медленного. Панические мысли, совсем не героические. А когда людей мало, группы по 3-5 человек, и начинаются облавы - мыслей вообще нет, потому что крови в голове не остается на мысли, она вся в ногах.
Краем глаза замечаю движение - а это знаменитое уже такси "Тындекс Дискомфорт" от МВД Республики Беларусь. Слышу звук тормозов, и бегу. Нас трое, бросились в разные стороны. Из-за угла выезжает другой бус, без света, и как видит нас - врубает дальний свет. Мы ослеплены, дезориентированы, начинаем бежать. Я слышу характерный звук - удар тела о тонкий метал капота. Значит, один из наших не угадал, в какую сторону бежать. Дальше бежим с другом уже вдвоем. Видели автозаки - прятались за кустами, деревьями, падали плашмя на асфальт и пережидали, прятались на ступеньках подвалов. Те 300 метров, что нужно было пройти до Пушкинской, мы шли минут 30.
Университет следит, кто ходит на протесты. Вызывать на профилактические беседы стали после акции с песнями, до этого администрация предпочитала отмалчиваться. Только было одно обращение от ректора. Уже после акций внутри университета начались советы профилактики, выговоры, намеки на отчисление. Преподаватели делают вид, что в стране ничего не происходит.
Краем глаза замечаю движение - а это знаменитое уже такси "Тындекс Дискомфорт" от МВД Республики Беларусь. Слышу звук тормозов, и бегу. Нас трое, бросились в разные стороны. Из-за угла выезжает другой бус, без света, и как видит нас - врубает дальний свет. Мы ослеплены, дезориентированы, начинаем бежать. Я слышу характерный звук - удар тела о тонкий метал капота. Значит, один из наших не угадал, в какую сторону бежать. Дальше бежим с другом уже вдвоем. Видели автозаки - прятались за кустами, деревьями, падали плашмя на асфальт и пережидали, прятались на ступеньках подвалов. Те 300 метров, что нужно было пройти до Пушкинской, мы шли минут 30.
Университет следит, кто ходит на протесты. Вызывать на профилактические беседы стали после акции с песнями, до этого администрация предпочитала отмалчиваться. Только было одно обращение от ректора. Уже после акций внутри университета начались советы профилактики, выговоры, намеки на отчисление. Преподаватели делают вид, что в стране ничего не происходит.
Родители волнуются, конечно. Никто не знает, когда будет повтор 9-10 августа. Но что они могут сделать? Дома запереть? Каждый час, когда я не дома, пишут: "ну что, как ты?". Живой или нет, задержали или на свободе. Что угодно может случится. Сейчас болевой порог уже стал высокий. Пустили газ - ну, ничего, в следующий раз не забыть очки с собой защитные.
Самый страшный момент? Когда 9го выехали автозаки. Еще вчера сидели компании в бургерной, а тут вдруг ОМОН, и ты не можешь просто пойти на остановку, сесть на автобус и поехать домой.
Самый радостный момент? Когда увидел колонну азотовцев, которые пришли на митинг. Сейчас они без формы выходят, но мы читаем о том, что происходит на заводе, и понимаем, что ребята с нами. И это радость - что не только мы, студенты, выходим (ну, и алкоголики, наркоманы, конечно), но и такие люди.
Главный совет - не бояться. И стоять до конца. Потому что у нас нет выбора. Нет, выбор есть, конечно, можно поехать в Польшу - но что это за выбор? Поэтому стоим до конца.
Самый страшный момент? Когда 9го выехали автозаки. Еще вчера сидели компании в бургерной, а тут вдруг ОМОН, и ты не можешь просто пойти на остановку, сесть на автобус и поехать домой.
Самый радостный момент? Когда увидел колонну азотовцев, которые пришли на митинг. Сейчас они без формы выходят, но мы читаем о том, что происходит на заводе, и понимаем, что ребята с нами. И это радость - что не только мы, студенты, выходим (ну, и алкоголики, наркоманы, конечно), но и такие люди.
Главный совет - не бояться. И стоять до конца. Потому что у нас нет выбора. Нет, выбор есть, конечно, можно поехать в Польшу - но что это за выбор? Поэтому стоим до конца.
Соломия
Львов
«Это происходило так быстро! Объявляем, что нам нужна большая палатка, или автобус, пять минут - и нам уже кто-то звонит, я вам дам автобусы, дам палатки, говорите, что еще нужно, привезу»
Когда появились новости о том, что в Киеве выходят на Майдан, мы вместе с другими активистами тоже решили выходить. Городская власть нас поддержала. У нас обычно гражданские активисты тесно дружат с Городским советом. Так что во Львове все протесты были разрешенными. В первый вечер было примерно двести человек, потом масштаб вырос, появился штаб, вышли на областной уровень. Я не помню людей, которые бы нас не поддерживали, ни из политического, ни из общественного, ни из социального сектора. Но начали всё мы, студенты.
Со временем к нам подключились люди, которые обеспечили сцену, работу генераторов, палатки, другие вещи, которые оказались необходимыми на Майдане. Это действительно происходило так быстро! Объявляем, что нам нужна большая палатка, или автобус, пять минут - и нам уже кто-то звонит, я вам дам автобусы, дам палатки, говорите, что еще нужно, привезу. Большие предприятия, малый бизнес - все активно включались.
Со временем к нам подключились люди, которые обеспечили сцену, работу генераторов, палатки, другие вещи, которые оказались необходимыми на Майдане. Это действительно происходило так быстро! Объявляем, что нам нужна большая палатка, или автобус, пять минут - и нам уже кто-то звонит, я вам дам автобусы, дам палатки, говорите, что еще нужно, привезу. Большие предприятия, малый бизнес - все активно включались.
Такие листовки для силовиков распространял Гражданский Сектор Евромайдана в 2014 году
Когда побили студентов в Киеве, мы не могли поверить, что действительно дошло до насилия. Потом дошло до расстрелов, но на тот момент мы не могли такого представить. Было страшно думать о том, что будет дальше. Мы очень боялись, что то же самое произойдет во Львове. Хотя мы знали, что во Львове у нас гораздо лучше отношения с правоохранительными органами. С ними можно говорить, договариваться, даже и с помощью городской власти. У нас не было конфликтов с правоохранительными органами. Но у нас были общественные организации, которые за то, что побили студентов на Майдане в Киеве, напали на наше управление полиции, сожгли их машины.
16 января приняли законы в Киеве, и вот тогда начался треш. Перед этим, примерно за две недели, нас предупреждали, что СБУ на каждого заводит дело, что нас могут преследовать. И это действительно стало нашей реальностью. Нас вызывали на допросы, наших родных запугивали - членов наших семей, которые не принимали активного участия в Евромайдане. Мои родители были на Майдане раз или два, они не были организаторами, их не должны были трогать. Представители СБУ приходили в университет и говорили с ректором о необходимости нас исключить, так как мы подстрекаем студентов. Это происходило со мной, с моими друзьями - со всеми, кто был активен на Майдане. Мы так прожили несколько недель, почти месяц. Это был самый страшный момент. Потому что ты понимаешь, что городская власть на твоей стороне, политический сектор, общественный, но они ничем не могут помочь. Потому что СБУ исполняет приказы Президента. Ты не можешь с ними поговорить. Не можешь им ничего объяснить, договориться. Вот это действительно было опасно.
Большинство университетов были на стороне Майдана. Мы постоянно поддерживали с ними связь. Сложно было с Академией сухопутных войск, Университетом внутренних дел. У них жесткие правила посещения, поэтому их студенты не могли приходить на Майдан - только на марши.
16 января приняли законы в Киеве, и вот тогда начался треш. Перед этим, примерно за две недели, нас предупреждали, что СБУ на каждого заводит дело, что нас могут преследовать. И это действительно стало нашей реальностью. Нас вызывали на допросы, наших родных запугивали - членов наших семей, которые не принимали активного участия в Евромайдане. Мои родители были на Майдане раз или два, они не были организаторами, их не должны были трогать. Представители СБУ приходили в университет и говорили с ректором о необходимости нас исключить, так как мы подстрекаем студентов. Это происходило со мной, с моими друзьями - со всеми, кто был активен на Майдане. Мы так прожили несколько недель, почти месяц. Это был самый страшный момент. Потому что ты понимаешь, что городская власть на твоей стороне, политический сектор, общественный, но они ничем не могут помочь. Потому что СБУ исполняет приказы Президента. Ты не можешь с ними поговорить. Не можешь им ничего объяснить, договориться. Вот это действительно было опасно.
Большинство университетов были на стороне Майдана. Мы постоянно поддерживали с ними связь. Сложно было с Академией сухопутных войск, Университетом внутренних дел. У них жесткие правила посещения, поэтому их студенты не могли приходить на Майдан - только на марши.
Провокации были, но не много. Ими занималась самооборона. Когда провокации становились опасными, мы звонили правоохранительным органам и местной власти. "Анти-майдана" у нас не было, зато были внутренние конфликты - между разными группами, политическими силами, которые пытались использовать Майдан в своих интересах, в частности как площадку перед выборами. Поэтому у нас был очень жесткий контроль над тем, кого выпускаем на сцену.
В Штабе у каждого была своя роль. Кто был из Медицинского университета, те работали медиками, были те, кто пошли в самооборону, защищать Майдан. Я из Академии искусств, поэтому я занималась креативной частью - тем, что происходит на сцене, как выглядит визуальная часть: что мы печатаем на листовках, какие делаем акции и флешмобы. Одна из самых красивых акций, что мы делали - "Огонь Евромайдана". Каждый человек символизировал определенный город, и от его имени зажигал факел.
Как сейчас говорят, что Беларусь поделится, так тогда говорили, что поделится Украина. Львов "должен был отойти" Польше. Мы больше шутили, что вообще станем отдельным государством. Но никто эти разговоры не воспринимал серьезно. Про Польшу вообще из СМИ пошел разговор, люди такого не говорили. У нас люди всегда поддерживали государственность, украинскую идею. Так что такого сценария никому бы и в голову не пришло. Мы все за единую Украину.
В Штабе у каждого была своя роль. Кто был из Медицинского университета, те работали медиками, были те, кто пошли в самооборону, защищать Майдан. Я из Академии искусств, поэтому я занималась креативной частью - тем, что происходит на сцене, как выглядит визуальная часть: что мы печатаем на листовках, какие делаем акции и флешмобы. Одна из самых красивых акций, что мы делали - "Огонь Евромайдана". Каждый человек символизировал определенный город, и от его имени зажигал факел.
Как сейчас говорят, что Беларусь поделится, так тогда говорили, что поделится Украина. Львов "должен был отойти" Польше. Мы больше шутили, что вообще станем отдельным государством. Но никто эти разговоры не воспринимал серьезно. Про Польшу вообще из СМИ пошел разговор, люди такого не говорили. У нас люди всегда поддерживали государственность, украинскую идею. Так что такого сценария никому бы и в голову не пришло. Мы все за единую Украину.
Момент страха? Допросы СБУ.
Момент радости? Флешмоб "Рождество без Януковича". На львовском Евромайдане на тот момент было около 40 тысяч человек. И мы с ними сложили слова "Рождество без Януковича" и сняли это с дрона. Это была такая волна эмоций! Момент радости и надежды. Тогда я своими глазами увидела, что вот эти 40 тысяч человек - они со мной, они верят в то же, во что верю я, и тоже готовы что-то для этого делать.
Белорусские протесты сильно отличаются от наших. Поэтому единственное, что могу посоветовать - боритесь до конца, не поддавайтесь на провокации. Студенты - огромная движущая сила общества. Молодежь влияет на будущее. Поэтому если молодежь стоит за идею, и стоит до конца, то рано или поздно их должны услышать. Я уверена, что молодежь способна изменить общество. Поэтому - стоять до конца. И обходить все запреты креативно. Вы это умеете.
Момент радости? Флешмоб "Рождество без Януковича". На львовском Евромайдане на тот момент было около 40 тысяч человек. И мы с ними сложили слова "Рождество без Януковича" и сняли это с дрона. Это была такая волна эмоций! Момент радости и надежды. Тогда я своими глазами увидела, что вот эти 40 тысяч человек - они со мной, они верят в то же, во что верю я, и тоже готовы что-то для этого делать.
Белорусские протесты сильно отличаются от наших. Поэтому единственное, что могу посоветовать - боритесь до конца, не поддавайтесь на провокации. Студенты - огромная движущая сила общества. Молодежь влияет на будущее. Поэтому если молодежь стоит за идею, и стоит до конца, то рано или поздно их должны услышать. Я уверена, что молодежь способна изменить общество. Поэтому - стоять до конца. И обходить все запреты креативно. Вы это умеете.
Катерина
Гродно
«Потом мы как-то стихийно оказались все на Советской. Просто сидели там. Приехали автозаки и… начали паковать людей. Вышел какой-то мужчина в штатском и стал показывать на нас, как на животных, и говорить: "Вот этих пакуйте, этих тоже…»
Первой моей акцией была цепь солидарности - после того, как посадили Виктора Бабарика. Нас тогда особо не разгоняли. Просто вытеснили с площади. На протесты я вышла уже 9 августа, после выборов. Мы заранее договорились, что проголосуем и выйдем в город. Я чувствовала, что что-то произойдет. Мне кажется, все это чувствовали. По городу гуляли люди с белыми лентами - не собирались в колонны, ничего такого, просто гуляли. Начали отключать интернет. Я позвонила брату. Он дальнобойщик, находился в другой стране, так что у него интернет был. Спросила, как дела в Минске. Он сказал, что там начинается жесть. И я подумала, значит, и нам не избежать.
Мы как-то стихийно оказались все на Советской. Просто сидели там. Приехали автозаки и начали паковать людей. Вышел какой-то мужчина в штатском, стал показывать на нас, как на животных, и говорить: "Вот этих пакуйте, этих тоже…". Возле Ратушного выстроилась цепь ОМОНовцев со щитами. Мы с другими протестующими стояли напротив, в 20 метрах, пытались с ними разговаривать. Спрашивали: "Зачем вы это делаете?". Но ответа не было. А потом, видимо, пришла команда, и они начали бежать на нас с этими щитами. Начались задержания. Все кончилось тем, что я стояла в сцепке возле Фарного Костела, и на нас пустили газ. Мне сожгло слизистую носа. Но я продолжала стоять, старалась помогать, приносила воду, аптечку. Задержания были очень жесткие. Сильно били, по 5-6 человек на одного. Как и везде в тот день. Спасибо, не было гранат и выстрелов.
Мы как-то стихийно оказались все на Советской. Просто сидели там. Приехали автозаки и начали паковать людей. Вышел какой-то мужчина в штатском, стал показывать на нас, как на животных, и говорить: "Вот этих пакуйте, этих тоже…". Возле Ратушного выстроилась цепь ОМОНовцев со щитами. Мы с другими протестующими стояли напротив, в 20 метрах, пытались с ними разговаривать. Спрашивали: "Зачем вы это делаете?". Но ответа не было. А потом, видимо, пришла команда, и они начали бежать на нас с этими щитами. Начались задержания. Все кончилось тем, что я стояла в сцепке возле Фарного Костела, и на нас пустили газ. Мне сожгло слизистую носа. Но я продолжала стоять, старалась помогать, приносила воду, аптечку. Задержания были очень жесткие. Сильно били, по 5-6 человек на одного. Как и везде в тот день. Спасибо, не было гранат и выстрелов.
Было страшно, конечно. Особенно ночью. Не было интернета, и я подключилась к польскому радио, чтобы узнать, что происходит в Минске. Всю ночь провела в слезах. На следующий день, 10го, я вышла, и в этот раз меня задержали. Меня потом отпустили, а мою подругу посадили в тюрьму.
Страшно. Но не выходить нельзя было. Иначе можно умереть от чувства вины - что сидишь дома, и никак не можешь помочь.
В конце августа мы создали в университете инициативную группу. Написали обращение к ректору, собрали подписи - на данный момент уже больше двух тысяч. Ректор обещала, что за политические взгляды отчислять не будут, давить ни на кого не будут. Что у всех есть право на свое мнение. Но через пару дней председателем горисполкома стал Караник. Он пришел к нам в университет, устроил встречу. Говорил, что если мы не будем нарушать закон, то нас никто не тронет. А это сейчас довольно сложно сделать - понятие закона стало каким-то очень размытым. 1 сентября меня опять задержали, 2го должен был быть суд. Мои одногруппники хотели прийти меня поддержать, и попросили декана отпустить их с пар. Вместо этого, декан собрала их, и рассказывала, что я сама виновата в этих задержаниях, что у меня что-то не так с психикой, врать, что у меня суд закрытый, и они не могут прийти. Со мной администрация на эту тему не разговаривала. Суд тогда перенесли.
Страшно. Но не выходить нельзя было. Иначе можно умереть от чувства вины - что сидишь дома, и никак не можешь помочь.
В конце августа мы создали в университете инициативную группу. Написали обращение к ректору, собрали подписи - на данный момент уже больше двух тысяч. Ректор обещала, что за политические взгляды отчислять не будут, давить ни на кого не будут. Что у всех есть право на свое мнение. Но через пару дней председателем горисполкома стал Караник. Он пришел к нам в университет, устроил встречу. Говорил, что если мы не будем нарушать закон, то нас никто не тронет. А это сейчас довольно сложно сделать - понятие закона стало каким-то очень размытым. 1 сентября меня опять задержали, 2го должен был быть суд. Мои одногруппники хотели прийти меня поддержать, и попросили декана отпустить их с пар. Вместо этого, декан собрала их, и рассказывала, что я сама виновата в этих задержаниях, что у меня что-то не так с психикой, врать, что у меня суд закрытый, и они не могут прийти. Со мной администрация на эту тему не разговаривала. Суд тогда перенесли.
 |  |  |
Из последнего, мы делали акцию "Все запрещено". Сделали фотографию, на которой мы все стоим в черном, с табличками "все запрещено", лица закрыты. Никакой символики. Скинули фото в сеть, NEXTA опубликовала, потом другие СМИ. После этого нам начали звонить. Вызывать на совет профилактики. Я не смогла пойти, болела. Ребята были. Сказали, вызывали каждого по отдельности в кабинет, где сидела комиссия из большого количества людей. Угрожали отчислениями. На советы профилактики вызывали и когда песни пели на перемене. Даже выдали листовки вокальных курсов - чтобы мы там раскрывали свои способности. Я не знаю, как к этому относится. Сначала мне было обидно. Сейчас уже все равно. Отчислят - значит отчислят. Даже не жаль денег, которые заплатила за обучение.
Ко мне домой приходила милиция, меня искали. Соседи рассказали, меня как раз дома не было. Вот тогда мне стало страшно. К людям приходят домой, заламывают и увозят, сколько уже было случаев. Конечно, я тоже боюсь. Даже была мысль уехать из страны - потому что страшно.
Ко мне домой приходила милиция, меня искали. Соседи рассказали, меня как раз дома не было. Вот тогда мне стало страшно. К людям приходят домой, заламывают и увозят, сколько уже было случаев. Конечно, я тоже боюсь. Даже была мысль уехать из страны - потому что страшно.
Родители нормально относятся к моему участию в протестах. Папа тоже оппозиционно настроен, причем уже очень много лет. Они понимают мои причины, понимают риски. За меня не волнуются. Вообще, протесты уже стали какой-то обыденностью. Просто выходишь, и знаешь, что случиться может что угодно.
Самый радостный момент? Я стояла на одиночном пикете, мне некоторые машины сигналили. И было очень приятно, когда ко мне подошли, человек 15, наверное, и встали рядом, сказали - мы тоже будем с вами протестовать. Мы сразу стали более заметными, нам стали чаще сигналить. Вот такая маленькая, но очень приятная вещь.
Нужно поддерживать друг друга. Помогать тем, кто падает духом, кто подвергается репрессиям. И помните, что университет сейчас не самое главное. Учиться можно всегда и везде. Не надо бояться потерять свое место там, даже если вы на платном. Никакие деньги не стоят того, что сейчас происходит. Правда на нашей стороне. Нужно оставить страх и двигаться вперед.
Самый радостный момент? Я стояла на одиночном пикете, мне некоторые машины сигналили. И было очень приятно, когда ко мне подошли, человек 15, наверное, и встали рядом, сказали - мы тоже будем с вами протестовать. Мы сразу стали более заметными, нам стали чаще сигналить. Вот такая маленькая, но очень приятная вещь.
Нужно поддерживать друг друга. Помогать тем, кто падает духом, кто подвергается репрессиям. И помните, что университет сейчас не самое главное. Учиться можно всегда и везде. Не надо бояться потерять свое место там, даже если вы на платном. Никакие деньги не стоят того, что сейчас происходит. Правда на нашей стороне. Нужно оставить страх и двигаться вперед.
Вадим
Харьков
«Привезли бюджетников, шахтеров автобусами, чтобы ему публику создать. Но в день его приезда мы вышли протестом ко Дворцу Спорта, примерно 30-50 тысяч людей, я такого никогда не видел. Янукович отменил свое выступление и уехал из города»
Я на тот момент уже давно осознал свою гражданскую позицию, и, можно сказать, ждал, когда будем выходить протестовать против режима Януковича. В первый день, когда собирали Евромайдан, сбор объявили довольно-таки поздно, ночью, поэтому я приехать не смог. Но на втором сборе я уже был. Позже мы решили собираться каждый вечер возле памятника Шевченко. В Харькове Евромайдан начинался скорее как точка сбора для тех, кто должен был ехать в Киев поддерживать Майдан там. Даже собирали на билеты людям, чтобы они могли поехать. А уже потом, как поняли, что есть опасность потери вообще государственности, тогда уже собиралось больше людей именно на наш Майдан.
В начале нас было только двое от моего университета, поэтому на нас не обращали внимания. Угроз об исключении из университета или вызовов к ректору не было. Делали вид, что не знают, что мы ходим на Майдан. Позже, после первых погибших на Майдане в Киеве, нас уже выходило значительно больше. Знаю, что многих пытались не выпустить из общежитий, но люди все равно шли.
В начале нас было только двое от моего университета, поэтому на нас не обращали внимания. Угроз об исключении из университета или вызовов к ректору не было. Делали вид, что не знают, что мы ходим на Майдан. Позже, после первых погибших на Майдане в Киеве, нас уже выходило значительно больше. Знаю, что многих пытались не выпустить из общежитий, но люди все равно шли.
Боялись ли правоохранителей? Больше боялись провокаторов, "титушек". Местные власти нанимали сотни их. Все они были ребята спортивного склада, поэтому на акциях постоянно была опасность, что побьют. Была организация «Оплот», в которую набирали тоже людей и использовали для провокаций. Она финансировалась местными властями, и этого никто не скрывал и не скрывает. Что касается полиции, аресты были только, когда мы пытались не пустить курсантов Академии внутренних войск в Киев. Со временем, когда мы поняли неотвратимость физического противостояния в городе - создали отряды самообороны. Почти все ребята с Майдана пошли в самооборону.
Как реагировали родители? Пытались отговорить, потому что было опасно. Потом смирились. Они были против Януковича, так что понимали, почему я выхожу.
Как реагировали родители? Пытались отговорить, потому что было опасно. Потом смирились. Они были против Януковича, так что понимали, почему я выхожу.
Самый страшный момент был, когда мы блокировали Академию внутренних войск, и против нас были вооруженные титушки "Оплота" и Беркут. А мы - безоружные студенты. Тогда действительно было страшно, потому что не знали, чем закончится. Много было таких страшных моментов. Иногда мы побеждали, но иногда они были сильнее. Главное, что в итоге мы победили.
Самый радостный момент? 22 февраля 2014 года в Харьков приехал Янукович. Он должен был выступать на съезде депутатов южных и восточных регионов, где планировалось попросить помощи у России. Всех бюджетников подняли, привезли шахтеров автобусами, чтобы ему публику создать. Но в день его приезда мы вышли протестом ко Дворцу Спорта, где должен был выступать Янукович, и прошлись маршем к центру города. Это более 10 километров. На марш вышло где-то 30-50 тысяч людей, я такого никогда не видел. Янукович отменил свое выступление и уехал из города. Это была настоящая победа, мы не-президента из нашего города прогнали.
Не отдавайте своих ОМОНу. Собирайте себе самооборону, и защищайте сами себя. Давите на местную власть. И не сдавайтесь. У вас все получится. Вы победите тирана!
Самый радостный момент? 22 февраля 2014 года в Харьков приехал Янукович. Он должен был выступать на съезде депутатов южных и восточных регионов, где планировалось попросить помощи у России. Всех бюджетников подняли, привезли шахтеров автобусами, чтобы ему публику создать. Но в день его приезда мы вышли протестом ко Дворцу Спорта, где должен был выступать Янукович, и прошлись маршем к центру города. Это более 10 километров. На марш вышло где-то 30-50 тысяч людей, я такого никогда не видел. Янукович отменил свое выступление и уехал из города. Это была настоящая победа, мы не-президента из нашего города прогнали.
Не отдавайте своих ОМОНу. Собирайте себе самооборону, и защищайте сами себя. Давите на местную власть. И не сдавайтесь. У вас все получится. Вы победите тирана!
Лиза
Гродно
«Я знаю, что в воскресенье будет ОМОН. И уже не страшно. Уже привыкаешь. В прошлое воскресенье мы после марша пошли, взяли еды на вынос, и сидели ели на улице прямо перед машинами с ОМОНом. Всё, думаю, бояться некуда. Сижу, ем перед ОМОНом»
Я вышла на протесты, когда был женский протест на автовокзале. До этого я боялась выходить. Сидела дома, и думала, как можно помочь - открыть подъезд, спрятать людей... Но в итоге вышла.
Мой первый протест - это были невероятные эмоции. Я пошла одна. Звала подругу, но она побоялась идти. Мы почти сразу познакомились с другой девушкой, которая тоже пришла одна. Вместе стало не так страшно. В тот день нам помогали мужчины, раздавали воду, покупали цветы для акции. Машины нам сигналили. Мы смотрели на милицию и все ждали, будут нас разгонять или не будут. Моя новая знакомая даже показала, где у нее припаркована машина, чтобы в случае арестов мы сразу обе бежали к машине. Страшно было, когда пошли маршем. Вдруг нас не трогали, пока мы стояли на месте, а теперь начнется?.. Все были в напряжении. Сейчас уже привыкли.
После женской акции я выходила почти каждый день, пока протесты были разрешены, стояла в парке Жилибера. Было тяжело, жара. Я тогда взяла отпуск - кроме университета еще работаю в IT-компании. Сейчас уже вернулась, конечно, выхожу только по вечерам и в воскресенье.
Мой первый протест - это были невероятные эмоции. Я пошла одна. Звала подругу, но она побоялась идти. Мы почти сразу познакомились с другой девушкой, которая тоже пришла одна. Вместе стало не так страшно. В тот день нам помогали мужчины, раздавали воду, покупали цветы для акции. Машины нам сигналили. Мы смотрели на милицию и все ждали, будут нас разгонять или не будут. Моя новая знакомая даже показала, где у нее припаркована машина, чтобы в случае арестов мы сразу обе бежали к машине. Страшно было, когда пошли маршем. Вдруг нас не трогали, пока мы стояли на месте, а теперь начнется?.. Все были в напряжении. Сейчас уже привыкли.
После женской акции я выходила почти каждый день, пока протесты были разрешены, стояла в парке Жилибера. Было тяжело, жара. Я тогда взяла отпуск - кроме университета еще работаю в IT-компании. Сейчас уже вернулась, конечно, выхожу только по вечерам и в воскресенье.
Впервые задержание ОМОНом я увидела 1 сентября. Смотрела, как подъехал автобус, и у меня слезы на глазах были. Когда смотришь на видео, это одно, а когда видишь вживую… Это совсем другое. Было страшно. Второй раз я столкнулась с ОМОНом в один из воскресных маршей, когда были столкновения возле Бреста. Я оказалась в самом центре событий, стояла в сцепке перед ОМОНом. У меня еще час коленки дрожали после этого, конечно, но в тот момент страха не было. Убежать не хотелось. Ну заберут и заберут. Если боишься, не надо выходить, правильно?
Я знаю, что в воскресенье будет ОМОН, и я прихожу уже готовая к этому. И уже как-то не так страшно. В прошлое воскресенье мы после марша пошли, взяли еды на вынос, и сидели ели на улице прямо перед машинами с ОМОНом. Уже всё, думаю, бояться некуда. Сижу, ем перед ОМОНом.
Я знаю, что в воскресенье будет ОМОН, и я прихожу уже готовая к этому. И уже как-то не так страшно. В прошлое воскресенье мы после марша пошли, взяли еды на вынос, и сидели ели на улице прямо перед машинами с ОМОНом. Уже всё, думаю, бояться некуда. Сижу, ем перед ОМОНом.
Я живу отдельно. Семья поддерживает, понимает, почему я выхожу. Они и сами выходили несколько раз, по воскресеньям. Но все равно постоянно мне звонят, просят быть осторожной, переживают, что будут задержания.
В университетских акциях тоже участвую. В начале протестов университет говорил, что будут помогать задержанным студентам. Даже злились, когда люди обращались сразу в Весну, а не к ним. Но, насколько я знаю, на деле университет еще ни разу не помог никому из задержанных студентов. С теми, кто участвует в акциях внутри университета, проводят совет профилактики, объявляют выговоры. Рекомендуют нигде не участвовать. Исключением не угрожают, но говорят, что если акции внутри университета продолжаться, мы продолжим получать выговоры. А три выговора - это отчисление.
Момент наибольшего страха? То столкновение перед Брестом.
Момент радости и надежды? В самом начале, когда был массовый марш в Гродно, вышло очень много людей. Вот это был самый светлый день. А надежда была, когда пошел диалог с местной властью. Трансляцию провели по телевидению, официально разрешили собираться. Вот тогда была надежда, что все изменится. Но потом один раз нам не согласовали митинг, и все разрушилось. Это было очень тяжело, конечно.
Все молодцы, кто хоть что-то делает, высказывает свою позицию, верит в лучшее. Я каждым из вас горжусь, и не только студентами - всеми. Нужно держаться дальше.
В университетских акциях тоже участвую. В начале протестов университет говорил, что будут помогать задержанным студентам. Даже злились, когда люди обращались сразу в Весну, а не к ним. Но, насколько я знаю, на деле университет еще ни разу не помог никому из задержанных студентов. С теми, кто участвует в акциях внутри университета, проводят совет профилактики, объявляют выговоры. Рекомендуют нигде не участвовать. Исключением не угрожают, но говорят, что если акции внутри университета продолжаться, мы продолжим получать выговоры. А три выговора - это отчисление.
Момент наибольшего страха? То столкновение перед Брестом.
Момент радости и надежды? В самом начале, когда был массовый марш в Гродно, вышло очень много людей. Вот это был самый светлый день. А надежда была, когда пошел диалог с местной властью. Трансляцию провели по телевидению, официально разрешили собираться. Вот тогда была надежда, что все изменится. Но потом один раз нам не согласовали митинг, и все разрушилось. Это было очень тяжело, конечно.
Все молодцы, кто хоть что-то делает, высказывает свою позицию, верит в лучшее. Я каждым из вас горжусь, и не только студентами - всеми. Нужно держаться дальше.
Характер и развитие протестов зависит от очень многих вещей. История страны, ее традиции и культура. Причины, подтолкнувшие людей к выходу на улицу. Реакция власти. Все это позволяет акциям протеста обрести определенную форму, управляет их динамикой.
Беларусь и Украина - разные. И протесты у них, соответственно, схожи только в некоторых деталях. Но это не мешает делиться переживаниями, помогать друг другу проживать этот новый опыт. Беда, которую делишь с другом, всегда кажется легче.
© Материал создан Hrodna.life в рамках программы стажировок «Unit Internship 2020» при поддержке MAKEOUT.
Беларусь и Украина - разные. И протесты у них, соответственно, схожи только в некоторых деталях. Но это не мешает делиться переживаниями, помогать друг другу проживать этот новый опыт. Беда, которую делишь с другом, всегда кажется легче.
© Материал создан Hrodna.life в рамках программы стажировок «Unit Internship 2020» при поддержке MAKEOUT.