Директор гродненского детского хосписа Ольга Величко говорила, что никогда не уедет из Беларуси. Но уже больше месяца она с семьей живет в Литве. Про книгу, которую взяла с собой в Вильнюс, роль регионов в протестах, Кастуся Калиновского и то, кто дома главный, она казала для «Радыё С**бода».
Уехали после звонка, что могут забрать детей
Ольге Величке 36. Замужем, двое детей — 9 и 14 лет. Нейропсихолог и онкопсихолог по образованию, магистр государственного управления в социальной сфере. Тринадцать лет назад создала и возглавила детский хоспис. В этом году при нем работала мастерская, где бесплатно шили защитные костюмы для медиков.
Величко была членом инициативной группы Виктора Бабарико, независимым наблюдателем. После выборов вместе с соратниками пыталась создать совет народного доверия в Гродно. Участвовала в протестных акциях. Отсидела сутки в изоляторе якобы за участие в митинге и получила штраф.
Осенью волонтеров выселили из мастерской, хотят забрать и помещение хосписа. Там идет проверка ДФР.
На саму Величко якобы завели уголовное дело, но точной информации об этом нет. В семью к Величко хотели придти органы опеки, чтобы проверить домашние условия. На следующий день, 21 октября, Величко уехали в Вильнюс.
Гродзенцы скардзіліся на дзеянні ДФР у хоспісе. Пракуратура не будзе разглядаць звароты
«Если ты этого не делал, не значит, что тебя нельзя за это засудить»
— Вы сейчас в Вильнюсе. Почему вы туда поехали?
— Когда меня задержали и отправили в ИВС (15−16 октября. — РС), были люди, которые сказали, что это последний «динь-динь», что я не должна давать никаких интервью и успокоиться. Я смеялась и хохотала. На следующий день, в субботу, на мероприятие в поддержку хосписа, где не было политики, приехали два [милицейских] буса.
В понедельник позвонили в хоспис из исполкома и сказали, что должна быть проверка ДФР. Я смеялась и хохотала, что как раз такая проверка в этом году уже была. Во вторник до обеда позвонили друзья, бывшие милиционеры, и сказали, что на меня будут заводить уголовное дело. Я тогда сказала, что никуда не поеду, пугать меня не нужно.
После обеда во вторник со школы сообщили, что готовится социальное расследование, чтобы забрать детей (до этого у нас уже были вопросы со школой). В тот же день мне сказали, что определенная структура (КГБ. — РС) мной интересуется. Тогда стало все не смешно. Мы переночевали дома, собрали небольшую сумку, забрали детей и в среду утром уехали. В четверг пришел ДФР с заявлением, что хоспис не платить налогов. Говорят, что заведено уголовное дело на меня. Никто не дает адвокату с ним ознакомиться.
— В одном Telegram-канале писали, что вы якобы шили бело-красно-белые флаги с председателем Гродненского горисполкома Мечиславом Гоем. Это правда?
— Это неправда. Но если ты этого не делал, не значит, что тебя нельзя за это осудить. Меня обвиняют в том, что я в Гродно призывала к забастовкам, к свержению власти. Я не призывала.
— Значит, вы уехали, ведь у вас могли забрать детей. Если бы была только угроза тюрьмы, то вы бы никуда не поехали?
— Я бы тогда никуда не поехала.
— Чем вы в Вильнюсе сейчас занимаетесь?
— Я по-прежнему руковожу гродненским хосписом. У нас так устроена структура, что даже дистанционно мы можем оказывать помощь людям при этом давления. Здесь мне рады мои коллеги из вильнюсского хосписа. Я с ними сотрудничаю, мы здесь создаем такую систему, которую не получается создать в Беларуси, для литовских детей.
«Между любовью к Беларуси и любовью к своим детям я выбрала своих детей»
— Ваши дети пошли в школу в Вильнюсе. Вы допускаете, что вам может так понравиться…
— Нет, я не допускаю такой мысли. Как только будет первая возможность вернуться домой (мы здесь никаких вещей не покупали), мы соберем вещи в багажник и съедем.
— Можете ли вы рассказать про условия, в которых живете?
— Мы снимаем жилье, живем в намного худших условиях, чем жили, в очень маленькой двухкомнатной чужой квартире. У нас в Гродно трехкомнатная квартира в кредит. Когда говорят: «Вильнюс — свой город», это все равно чужбина. Мы здесь гости, и мы здесь временно.
— Сегодня часто можно услышать: «Из Беларуси уезжают самые лучшие и активные. Кто останется менять страну?». Что вы об этом думаете?
Па гуманітарных візах у Польшчу з’ехала 1050 беларусаў
— У меня был простой выбор — быть в СИЗО, дети были бы в приюте, пока бы их родные не забрали. Я не знаю, смогла бы я из СИЗО сделать то, что я сейчас делаю для хосписа. Сейчас о нем пишут мировые СМИ. На днях международная правозащитная организация Amnesty International объявила краткосрочную акцию для детского хосписа. Мы работаем над списком людей, которые давят на хоспис, чтобы внести его на рассмотрение на расширение санкционного списка невъездных в Евросоюз.
Мои дети меня очень сдерживают. Если бы их у меня не было, я бы сделала намного больше, чем я сделала. Мне всегда говорили, например, с КГБ: «Подумайте о своих детях». Я всегда больше времени посвящала хоспису, чем своим детям.
Приходит время, когда понимаешь, что ты на надрыве, и материнское в какой-то момент победило. Выбирая между любовью к Беларуси и любовью к своим детям, я выбрала своих детей. Или, может, меня заставили выбрать (Ольга начинает плакать). Я не знаю, правильно ли я сделала. Для меня это очень тяжелый выбор.
— Как дети переживают переезд?
— Мы от них ничего не скрываем, открыто обсуждаем. Они знают, что президент, который сейчас во главе страны, нелегитимный. Но мы никогда не говорили без уважения о Лукашенко или еще о ком-то. Недавно я забирала Радославу со школы, и она у меня спросила: «А что, Тихоновский до сих пор в тюрьме?»
Для них, конечно, это большой стресс, ведь совсем другая система школы, другая экосистема, быт. Мы все переживаем стресс. У нас никогда не было в голове, что мы можем куда-то поехать.
— Вы когда-нибудь говорили «Я никогда не оставлю Беларусь»?
— Да, я так говорила. Я привыкла, что как я говорю, так я делаю. Поэтому это меня очень сильно гложет, что я перед собой слово не сдержала и перед другими. Я была вынуждена сделать иначе.
— Уточню, дети ходят в русскоязычную школу?
— Нет, в белорусскоязычную гимназию. Когда мы выбирали, что делать, для меня было главным, что здесь хоть какая-то белорусская среда останется.
«Сколько я проплакала за последний месяц, я не плакала за всю свою жизнь»
— По чем вы скучаете больше всего?
— По воскресным маршах скучаю (Ольга снова плачет). Мне говорили, что это опасно, что директор хосписа не должно там быть. Я думаю, что каждый человек должен побыть на улице в воскресенье, увидеть тот дух, с которым люди идут. Если ты это кожей чувствуешь, это дает тебе достоинство называться белорусом. Этого мне очень не хватает (плачет). Что мне сделать, чтобы приблизить это?
— Хотелось спросить, плакали вы вообще за последние полгода. Но только за последние полчаса вы расплакались несколько раз.
— Столько, сколько я проплакала за последний месяц, я не плакала за всю свою жизнь. У меня было очень много испытаний. Мне встречались люди, которые предавали меня очень жестко; я видела, как дети умирают. Мне казалось, что я все в жизни видела. И даже этот ИВС и то, что там милиция делала, те слова, что мне говорили милиционеры на маршах… Но я никогда не плакала.
Кино идет, все плачут, а я не плачу. На похоронах людей не плакала. Муж говорил, когда была проверка и я была на надрыве: «Может, тебе поплакать?» А я отвечала: «Может, я не умею плакать?»
10 августа у нашей сотрудницы забрали сына. Я ездила под РОВД, поговорила с милиционерами и была очень злая. Оттуда поехала домой. На колесе табачной фабрики я остановила машину возле ГАИ, так как невозможно было проехать. Сказала: «Люди, что вы делаете?». Я начала плакать перед этим сотрудникам ГАИ: «Вы люди или вы нелюди?». И больше я не плакала.
Я поняла, что надо что-то делать. Мы объединились с другими людьми и основали совет народного доверия. Тогда было странное ощущение: ты боишься, но не можешь не делать.
— По чем вы плачете, кроме маршей?
— Я очень по родным скучаю, по сотрудникам, по детях больных, по родителям, по хосписе.
— Но ведь вы несколько раз хотели оставить пост директора?
— Я не хотела покинуть пост. Когда были конфронтации с властью, я им предложила: у нас не получается работать вместе, так поставьте человека, который будет руководить хосписом, и организация будет дальше работать на пользу людям.
У Гродне хоспіс адкрыў цэнтр дапамогі цяжкахворым дзецям у памяшканні праваслаўнай царквы
Они на днях пальцем из горисполкома привели в паллиативный центр нового директора, не взирая на законы и моральные качества. Этому человеку более 60 лет. Она думает, что сядет в кресло, скажет: «Я ваш новый директор» — и люди примут ее? 18 членов организации меня выбрали. Снимать меня могут только они.
«Пусть Гой мне простит, он оказался трусом»
— После выборов вы пытались создать Совет народного доверия, который бы включил представителей народа и чиновников. Что пошло не так?
— У нас шло все хорошо и динамично. В субботу шли митинги. Чувство свободы было в городе. Это как ты сидел в клетке и тебя выпустили полетать. Я никогда в клетку снова не сяду. Я почувствовала, что такое свобода и белорусы. Я никогда не соглашусь на другое.
Это была моя идея — пригласить на сцену депутатов. Мой муж Сергей был модератором той встречи. Это он Жуку (Игорь Жук — председатель областного совета депутатов. — РС) сказал: «Здесь модератор я, и здесь мои правила». Они обижены лично. Я понимаю.
— Вы не думаете, что депутатов тогда затравили, им кричали «фу»?
— Им кричали «фу», ведь они на простые вопросы отвечали оторванно от жизни. У людей были конкретные вопросы. Нужно уметь отвечать честно на неудобные вопросы. А говорить «Я хочу, чтобы детский смех звучал на этой площади» — это издевательство. Их травили не потому, что неудобные вопросы, а потому, что они за всю свою жизнь не научились понимать, кто такие белорусы и чего хочет белорусский народ. Сегодня это происходит потому, что армия чиновников думает о своей машне и о машне своих детей.
