Центр Гродно, 1930-е гг.
Чем отличалась Переселка от Подпереселки, как евреи помогали друг другу, почему гродненцы боялись зажигать свет при немцах — об этом Руслану Кулевичу рассказала 89-летняя Ромуальда Кузьмина. Hrodna.life продолжает публиковать воспоминания пожилых гродненцев.
Ромуальда Вацлавовна Кузьмина (Войтешко) — 1932 года рождения. Католичка. Родилась на Виленской, жила в Подпереселке. В послевоенные годы ее семья планировала выехать в Польшу, но потом передумала.
Родилась Ромуальда на улице Виленской в семье рабочих. «Маму звали Михалина, она родом из Индуры. Родилась в 1893 году. Вышла замуж в 16 лет. Первый ее муж умер в 1919 году. Прожила 93 года. Была неграмотная, крестиком всю жизнь расписывалась. Рядом, где сейчас поликлиника на Лермонтова в Гродно, были деревянные двухэтажные дома, там жило много евреев, были у них там магазины. Мама работала там, убирала. Ее многие знали. Отца звали Вацлав, он жил в Варшаве сначала, наверное, родом оттуда. Прожил 88 лет. Говорили, что его отец был знаменитым пекарем. В Гродно до войны отец работал разнорабочим в магистрате, часто расклеивал афиши. Получал мало, но жить можно было».
В 1935 году, когда Ромуальде было три года, ее родители купили кусок земли в Подпереселке и построили маленький домик. Территория была холмистая и там трудно было что-то выращивать.
«Бедняки могли на этой земле строить какое-то жилье. Это было законно. А вообще, было такое правило: если построишь за ночь дом и выведешь дымоход, то уже не имели права снести. Человек уже мог там жить. Сначала старались поставить печку с дымоходом, чтобы пока доложат в администрацию, и они придут, чтобы печка уже как-то горела. Потом уже могли переделать по-другому, как надо. Люди были бедные, очень бедные были. Тяжело жилось. Помню, соседи у нас были, так жена у евреев подрабатывала, мыла. Муж ее не мог найти работу. Запомнился случай, как этот сосед хотел картофельные блины на воде жарить, не было больше ничего».
Район Подпереселка тянулся от Немана до улицы Калиновского. Ромуальда рассказывает, что на этой улице жили батраки, а дальше, уже в деревне Переселка на окраине Гродно, люди имели свою землю и жили совсем по-другому.
«Мы ходили в Переселку за молоком. Дружно жили и женились там. Моя сестра вышла замуж туда за Кизюкевича. Там были Кизюкевичи, Лаврушкевичи, Шешки и Аниськи — четыре основные фамилии. Аниськи были православные и католики, самые богатые были в деревне».
Женщина вспоминает, что у них на улице не любили евреев, которые часто приходили торговать. Но лично ей они нравились своими традициями и поведением.
«Лицемерные, но они тебя не обидят. Когда ты работаешь, они тебе заплатят. Но для своих, это чудо, делали все возможное. Такого народа, наверное, нет, как евреи. Если у кого-то из них случалась беда, моментально другие евреи помогут: и похоронят, и все что нужно сделают. У них закон, наверное, такой был. Одна знакомая была еврейка. У нее умер муж, так ей моментально все собрали, принесли и помогли с похоронами».
Отец Ромуальды всегда злился на евреев. Говорил, что они никогда не воюют: мол, им нужно ружье гнутое, чтобы стоять за углом и стрелять куда надо.
«Так говорил отец. А так все евреи в Гродно имели какую-то специальность: тот портной, тот сапожник. Не было у них чернорабочих. Был у них такой Тудол, еврей, который собирал тряпки, вторсырье. Тудол — это, наверное, кличка у него такая была. Но и он неплохо жил. И он долгое время ездил везде и собирал тряпки. Хитрые они были, для себя жили. Помню, мне было годика четыре, был продуктовый магазин недалеко от нас. Продавали там булочки, печенье. Мама говорила еврею в магазине, когда я зайду, чтобы дал мне печенье. Я заходила, он мне давал и записывал. Потом мама приходила, и еврей-продавец говорил: „Ваша дочь была, и я ей давал это и это“. Никогда не было вопросов, так многие делали у нас».
По воспоминаниям Ромуальды в центре Гродно на площади Батория (современная Советская площадь) было много маленьких домиков, там шла торговля. Торговали в основном евреи — это дело у них лучше всего получались.
«Там лачуги друг на друге были: и торговали и оказывали разные услуги. Тянулись они вниз к мосту, к кладбищу. Помню ножи, ножницы там острили. За современной гостиницей „Неман“ был Сенной рынок, где торговали поросятами и живностью разной. Есть такие воспоминания, как в 1935 году, когда Пилсудский умер, люди плакали. В гарнизонном костеле [Фаре Витовта — ред.] отправлялась месса по этому поводу».
У отца Ромуальды был брат Ипполит — известный полицейский в межвоенном Гродно. Его семья — жена и два сына — сбежали в Польшу, когда пришла советская власть. Таким образом им удалось избежать ареста в 1939 году. Сам Ипполит долгое время был в Италии, а потом в Англии.
«Он вернулся, когда рухнул коммунистический режим в Польше. Но мы его так и не увидели. Жена его сама из Грандич из семьи Богатыревичей, у них там земли были. Ее дядя или дед Бронислав Богатыревич был генералом. Отец рассказывал, когда в 1939 пришли русские, он не скрывался. Пришли за ним, он надел полностью свое обмундирование и так пошел на верную смерть. Его расстреляли в Катыни. Когда я поехала в Катынь, лет 10 назад, то нашла его могилу. У него отдельное захоронение. Рассказывали, что, когда были раскопки, его опознали по обмундированию и отдельно перезахоронили, там такие три отдельные могилы».
Ромуальда вспоминает, что на Рождество в 1938 году ее отец пришел поздно с работы. Он был пьян. Семья ждала его на праздничный ужин и сильно расстроилась, он никогда так не выпивал. Отец сказал тогда маме: «Трудно сказать, какой будет следующий год, доживем или нет, неизвестно что с нами будет. Наверное, будет в Гродно война».
«Война началась 1 сентября 1939 года, началась паника. Я помню, что так плакала, кричала. Немецкие самолеты летали все время. Отца не призывали в армию, в магистрате у него была бронь. Брата его забрали, но недалеко увезли, сразу расформировали. Иначе тоже в Катыни был бы. Но все закончилось к 17 сентября. По моим воспоминаниям, не было почти никакого сопротивления в Гродно. Никто особо не видел защиты. Я не помню вообще выстрелов. Может, потому что жили на окраине. Вошли русские войска быстро. В сентябре мы уже в школу пошли, я во второй класс пошла. Потом снова перевели в первый класс, начинали при новой власти с белорусского языка обучаться».
В 1941 году, во время первого прихода советов, домой к семье Войтешков пришел представитель власти. Узнав, что семья Ромуальды из рабочих, удивился, почему они в списках на переселение. Но их туда внесли из-за брата отца Ипполита, который служил в польской полиции. От вывоза семью Войтешков спасла война Германии и СССР.
«Семья знала, что будут вывозить, и была готова к этому. Наших соседей отправили эшелоном за день до войны, но далеко не уехали, так как бомба попала в поезд, и они вернулись домой».
Ромуальда вспоминает, что в 1941 году накануне войны весь город собирался гулять в Пышках. Там на лето был военный лагерь. Военные объявили, что будут массовые гуляния.
«Мама все приготовила, чтобы пойти гулять туда, только хлеба не было, сказала, что там купим. Она со мной спала в ту ночь. Утром встала и говорит: хоть бы дождя не было. Отец сказал: что-то гудит. В три часа ночи уже страшно загудело, были слышны удары. Отец выскочил на улицу и прибежал поднимать нас: „Поднимайтесь! Одевайтесь!“. Рядом у соседа на холме пивница в земле была, и мы туда спрятались. „Война!“ Как только он сказал это, прилетел первый снаряд на Переселку, загорелся сарай, фамилия Дуб у них была. Второй снаряд упал на соседей Квитко, убило жену. Третий снаряд упал на Базилианской [совр. Лермонтова — ред.] возле магазина. Напротив желтый дом стоит, в углу дома осколки были, но их уже, наверное, нет. У них, по-моему, сын погиб. А потом начали стрелять по городу».
Пожилая гродненка говорит, что один снаряд попал и в Фарный костел, трещина была. Люди боялись, чтобы не обвалился.
«В 8 утра немцы уже были за Неманом. Наши солдаты после гуляний шли из леса все пьяные. Бедненькие, без одежды, в рубашках, просили переодеться. Они все и погибли, их всех забрали. Мой отец при немцах работал на железнодорожной станции рабочим, разгружал товары разные. Там были казармы на Красноармейской, где держали наших пленных. Каждое утро трупы выносили и выносили».
Гродненка вспоминает, как к ее соседям — они были православными — пришли немцы с большими бляхами на груди. А годом раньше одного из соседей большевики убили из-за чего-то, и кто-то указал на другого соседа — думали что он виноват. И вот эти немцы подошли к соседу.
«Его жена Валентина стояла с двухлетним ребенком. Стояла и тряслась от страха, немцы угрожали убить ее. В итоге забрали только соседа, после чего он исчез. У другого соседа два сына работали на табачной фабрике, хорошо жили, состоятельные были. Один сын немецкий знал, был переводчиком у немцев. Тогда он что-то хорошее о соседке сказал, и это спасло ее с ребенком. В 1945 году его за сотрудничество с немцами осудили на 25 лет. Такое вот было время в Гродно».
В 1941 году в Гродно немецкие власти создали два гетто для евреев. Родители старались не отпускать детей в центр города, чтобы они случайно не попали в гетто. Мама Ромуальды однажды стала свидетелем, как в центре Гродно сильно били еврея. Он кричал, был весь в крови.
«Им нельзя было по городу ходить, наверное и за это били. Мама долго не могла прийти в себя после увиденного. Гетто было перекрыто проволокой от Виленской, по речке Городничанке до винзавода. Второе гетто было на Антонова. Через гетто проход был закрыт, гродненцы ходили через современную площадь Ленина в город.
Евреи старались менять вещи на еду, но жители Гродно боялись общаться с ними, за это расстреливали. Возле речки в гетто жили знакомые. Под проволокой пролезали люди. Один немец им сказал, что завтра будут вывозить и расстреливать евреев. И мой знакомый Янек полез туда. Он сказал узникам гетто: «Ради Бога! Кто может, бегите отсюда! Завтра вас будут вывозить и расстреливать». Они спрашивали: «А куда идти? Ну день, два, неделю, месяц. А как жить? Где жить? Нас никто не возьмет, каждый боится за свою семью. І соседи расскажут, будут бояться, чтобы их не расстреляли». Был один еврей, владелец магазина колбас. Он никуда не ушел, остался. Так и погиб. Страшно вспоминать.
Когда евреев вывозили, колоннами гнали по городу, с собаками. Одна еврейка маме сказала: «Возьмите дочь». Ей было лет пять. Предложила золото, говорила, что хватит воспитать дочь и самим останется. Умоляла взять малышку, но каждый боялся, что расстреляют, и не брал".
Ромуальда рассказывает, как узники гетто прятались на территории современного стадиона «Неман», где были еврейскок кладбище. Люди там в захоронениях какое-то время прятались, но кого замечали местные, то могли и сообщить немцам. Были и такие случаи.
Читайте также:
По воспоминаниям семьи Ромуальды, на кладбище возле современного предприятия «Азот» с правой стороны был большой красивый памятник. Там был похоронен известный в Гродно еврей Мараш. Он — один из немногих узников гетто, кто выжил и остался жить в Гродно. Он после войны преподавал в Гродненском пединституте.
Ромуальда рассказывает, что во время немецкой оккупации ночью в домах гродненцы не зажигали свет — боялись, что из-за этого к ним придут. Однажды ночью пьяные немецкие жандармы заблудились и пришли к соседу Ромуальды в Подпереселке, у него как раз свет горел. Немцы попросили соседа отвести их в жандармерию, которая размещалась в бывшей школе на Базилианской. Он указал немцам дорогу, и все были уверены, что уже не вернется. Но когда тот привел их к зданию, его отпустили.
«В 1944 году при немцах мне было лет 12. Тогда молодежь договаривалась, собирались на квартиры, музыканты приходили. У нас тогда музыкантами были Эйсмонты Зютак (с 1929 года) и Иван (с 1925 года). У них была сестра Мария 1923 года. Иван Эйсмонт мой кавалер был».
При немцах в Гродно продолжали работать кинотеатры. Однажды Ромуальда пошла в кино, в современную «Красную звезду». Там было много молодежи.
«Мы стояли в очереди, а по тротуару шел немец с женщиной. Подошел к молодежи и как начал бить. А все за то, что дорогу заняли. Молодежь во все стороны побежала, кто как мог. Очень неприятно было.
Еще помню, когда немцы отступали, я с двумя подругами пошла на берег Немана отдыхать, позагорать. А немцы на противоположном берегу мылись в речке. Как они нас не постреляли, я не знаю. Родители потом очень сильно ругали нас. Мать говорила: взял бы какой-то дурак и стрельнул по нам и все. Сидят они, загорают".
Освобождение Гродно советскими войсками в июле 1944 года растянулось на две недели. Фронт проходил недалеко от деревни Переселка.
«Мы оказались на передовой. В наши дома на Переселке свозили раненых, их врачи принимали. Как-то ночью сказали, что немцы прорвали фронт. Все думали, что придут к нам, и из-за раненых всех перестреляют, было очень страшно. Но пронесла, остались советы».
После войны Ромуальда пошла в школу, сначала на Социалистическую, а потом на Волковича. До 1948 года учеба была на польском языке. Родители собирались уехать в Польшу как репатрианты, подготовили документы, но передумали.
«Немолодые уже были. Дом им непросто достался. Не решились. Очень многие семьи из Гродно в то время уезжали, но мы остались. Ехать, начинать с нуля в 50 лет было очень сложно для моих родителей».
Ромуальда училась в школе до 1949 года, в 1950 вышла замуж. Муж был из Тамбова. Вспоминает, что пока замуж не вышла, разговаривала только на польском языке в Гродно. Русский и белорусский понимала, уже учила их, но разговаривать не умела. Когда вышла замуж, переехала в Вороново, мужа перевели на работу в местный райком партии. Потом как политработника его направили в Мурманск, замполитом батальона. Ромуальда с мужем на севере пробыла до 1955 года, а после они вернулись в Гродно и построили дом.
«В Мурманске интересно было. Полгода день, полгода ночь. Северное сияние было. Там, несмотря на то, что он севернее Кондолакши, было теплее за счет Гольфстрима. Зима, в июне снег, в августе снег. Гродно не сильно изменился, когда мы вернулись. Это сейчас в последние годы город капитально изменился.
В 1959 году снесли кладбище еврейское. Мы не очень любили евреев, нам все равно было, что там делали. Если бы это было православное или католическое кладбище, то другое дело. А во-вторых, сколько здесь евреев осталось после войны, кому здесь воевать за это. Недалеко от нашего дома овраг был, в него свозили землю с этого кладбища. Потом евреи из Израиля в 60-е годы приезжали, кости откапывали. Раз приехали, два приехали в своих шляпах и начали уже мозги вправлять нашему государству. Но как-то это все заглохло.
В 1961 году взорвали Фару Витовта. Я там к первой коммунии приступала. Фарный костел тогда не работал, ксендза не было. Внутри в фаре Витовта фигуры были, как в Фарном костеле, все было похоже. Зачем его взорвали, кому это нужно было? Говорили, что Фарный костел хотели закрыть, но наши люди не дали, всегда были там, караулили. Так и защитили наш костел".
Считается, что сложно выбрать подарок именно мужчине - мужу, сыну, отцу, партнеру или другу. Ситуация…
Белорус Алекс Вознесенский посетил Новогрудок как турист. Мужчину поразило, что город с богатой историей находится…
Ресторан-кафе «Неманская витина» в виде ладьи – часть концепции новой гродненской набережной, которую обсуждали в…
Алексей Коженов уехал из Минска в 1998-м году. Он получил работу в Google, стал дьяконом…
Сленг постоянно меняется - в последнее время под влиянием TikTok. Понять его сразу и весь…
Каждый месяц 22 тонны кофейных зерен выезжают из Гродно, чтобы попасть на заправки по всей…