«Я не знала в своём городе ни одного человека». Истории ЛГБТ-людей о Гродно

Проект MAKEOUT публикует цикл материалов о жизни ЛГБТК-людей в разных городах Беларуси в 90-е — начале 2000-х гг. Один из материалов авторка Наста Манцевич посвятила Гродно и гродненцам.

---

У многих из нас есть общий опыт взросления в среде, когда для наших чувств и переживаний не было никакого отражения вовне, а какую-то информацию о том, что происходит, было неоткуда получить. Поэтому сейчас для меня важно ездить по разным городам Беларуси, встречаться с людьми, слушать и записывать их истории. Чтобы не оставить никому возможности позже говорить, что нас никогда не было. Как только ты говоришь, уже нельзя сделать вид, что тебя нет.

Я очень благодарна всем людям, которые согласились со мной поговорить, поделиться своими историями. Я думала о том, чтобы сделать карту мест, значимых для ЛГБТК-людей в Гродно (как в случае с Гомелем). Но люди говорили о том, что ничего не знают о «местах встреч» в Гродно. Тем не менее, в их рассказах было много личных историй, в которых присутствовал город и его география. Мост, с которого хотелось прыгнуть, но остановила мечта научиться играть на гитаре. Бар, где, несмотря на огромный страх, парень решился признаться другу в любви. Кусты в центре города и первый поцелуй… Такой получилась карта Гродно — состоящая из очень личных историй и мест, на первый взгляд, имеющих значение только для самих участников событий.

Но размещая на карту не только публичные, но и личные события из жизни ЛГБТ, её повседневность, мы возвращаем городу его разнообразие.

---

Оля сейчас живёт в Чехии. Я нашла её в закрытой группе Вконтакте «Радужный Гродно», когда-то Оля сама создала эту группу. Сейчас в группе изредка появляются сообщения «Девчонки, остался ли кто в Гродно?»… Я написала Оле, чтобы узнать про историю создания группы и её личную историю, и мы созвонились по Скайпу.

Оля, 32 года

Я родилась в Витебской области, в маленьком военном городке Боровка, в Лепельском районе. О своей ориентации я узнала в 12 лет. Я влюбилась в девочку старше меня на 5 лет. Тогда не было интернета, а по телевизору, радио, в газетах об этом тоже не говорили ни слова. И поэтому я росла с ощущением, что просто я, не знаю… Изгой. Что во мне что-то неправильно. Я долго думала, что должна была родиться мальчиком, потому что у меня вообще не было никакой информации, что между двумя женщинами могут быть какие-то отношения. Поэтому то, что я переживала, пока жила дома, было только во мне, во мне, во мне.

Признаюсь, я завидую детям-подросткам, которые только сейчас узнают о своей ориентации, — у них есть интернет, есть, где об этом почитать, есть группа «Дети 404». Когда мне было 12−13 лет, и со мной всё это случилось, я вообще не знала что делать.

В 17 лет я поступила в Медуниверситет и уехала в Гродно. Так я пыталась уехать от себя. Я думала, что с парнями у меня отношения «не складываются», потому что «не нашла достойного», уехала в Гродно — там с мальчиком за руку походила полгода, девочек пообсуждала… И опять влюбилась. Это был переломный момент и мои первые отношения.

Я поняла, что просто это во мне, что я этого не поменяю, как бы мне ни хотелось. И вот тогда я решила прыгнуть с моста. В Гродно есть кинотеатр «Октябрь», и возле него такой большущий мост… Я пошла туда в 2 часа ночи, перелезла через перила, а потом думаю — блин, я так хотела научиться играть на гитаре. Думаю — жалко как — в 17 лет с моста прыгнуть, так и не научившись. Ну и всё. Этот момент, эта мечта меня тогда и удержала.

Когда в 2003 году я поступила в университет и уехала жить в Гродно, я не знала там вообще никого. Ни одного человека. Я пыталась что-то узнать, слышала, что на Южном рынке был какой-то бар, я там никогда не была, только слышала, что там собираются геи. А чтобы какие-то другие места были в Гродно — «тематические» кафе, или какое-то место знакомств для «темы» — такого вообще не было. По крайней мере, когда я искала, то ничего не было.

Потом появился интернет, и это очень сильно помогло. Уже в интернете мы начали как-то общаться, знакомиться, встречаться… Это был 2006-й год, я познакомилась с парой девчонок, но мне всегда казалось, что нас больше. Что люди есть, просто их не видно, они «спрятаны». И тогда я решила создать эту группу. И, правда, — народ начал появляться, это были люди разных возрастов. Были люди постарше. Мне на тот момент было 25 лет, а им — где-то 40−45… Одна женщина была замужем, у неё было двое детей, она развелась с мужем и только-только начинала… не то что жить открыто, а просто позволила себе быть собой.

Я выросла с очень низкой самооценкой, с пониманием, что я изгой. Мне до сих пор сложно поверить, что меня можно просто любить. Этого всего можно было бы избежать, если бы я видела, что такие люди, как я, существуют. Поэтому, когда мы встретились, я думаю, многим это помогло. Это было важное общение, хотя бы потому что люди увидели, что они есть. Там были обычные, разные люди: врачи, продавцы… И это было очень круто понять, что ты не один. Что можно так жить. Что не обязательно скрываться, врать, выходить замуж… Просто… Можно жить. И когда вы вместе, поддерживаете друг друга, я думаю — это очень важно.

В нашей группе не было парней, и она была закрытая. В основном информацию о группе передавали по цепочке, добавляли друзей. И когда нас уже было много, мы решили организовать встречу. Сняли на выходные базу отдыха. Нас было человек 20−25. Это было настолько круто! Знакомые приводили своих знакомых… Пришло так много людей! Это было событие. Мы делали шашлыки, пели песни под гитару, общались. Люди друг с другом знакомились. Оказалось, что люди вообще не знали о том, что они живут в одном городе, по соседству.

Мы эту группу развивали, делали ещё какие-то встречи. Напротив Драмтеатра в Гродно есть Бернардинский костёл, и возле него — спортивная площадка. Мы иногда ходили туда играть в баскетбол. Но потом всё развалилось. Я уехала в Питер, мои знакомые девочки тоже уехали. Все поразъезжались. Скорее всего, это было связано с экономическим кризисом в Беларуси. Это был 2011 год, и надо было срочно уезжать. И мы все, кто это начинал, все мы разъехались. Мы хотели передать группу, писали, говорили, что можем передать админовские права. Никто не захотел.

У меня остались в Гродно друзья «в теме». Все, кого я знаю, живут достаточно изолированно и закрыто. Никто не живёт открыто. Я в Беларуси вообще мало кого знаю, кто бы жил открыто. Поэтому, когда я переехала в Чехию, я себе сразу сказала: «Хватит!». Никаких больше «закрыто». Когда у меня на первой работе спросили, замужем я или нет, я сразу сказала: у меня девушка.

«Лесби», «лесбиянка», — эти слова я начала использовать уже только здесь. Пока я жила в Беларуси, для меня это было неприятное слово. Это слово у нас не использовалось. Мы не говорили «мы лесби», такого точно не было. Мы говорили «мы в теме».

Гродно достаточно маленький город. И там все обо всех всё знают. Это в Минске можно как-то раствориться, потеряться, а в Гродно — сложнее. И поэтому, если уже хочется какую-то жизнь начинать вместе, рожать детей, то, конечно, в Гродно это нереально. 300 тысяч населения — ну, это очень мало, чтобы совсем потеряться.

С какой-то откровенной гомофобией я здесь не сталкивалась, но и жили-то мы достаточно скрытно. За ручки нигде не ходили. А если где-то ходили, то по тёмным улицам, где нет фонарей, втихаря. Ожидание гомофобии было всегда.

В основном мы встречались у кого-то дома. Делали такие посиделки «по-домашнему» с гитарой. Мест особо не было, да и денег куда-то пойти и посидеть тоже не было. Поэтому сидели дома. Всё наше общение всегда происходило в таком квартирном варианте. Разговаривали обо всём. В основном, конечно, у всех всё было сложно. Из тех ребят, кого я знаю, нет такого человека, чтобы родители их приняли адекватно, чтобы пытались как-то понять, принять и разобраться, сказали — ну, хорошо, давай поговорим, давай это обсудим. Это всегда была агрессия. Сразу «нет». Так было у большинства, кто сказал родителям. Но в основном, родители вообще не знали.

Мне было лет 14−15, когда я впервые в своём дневнике написала, что мне нравятся не только мальчики, но и девочки. Это было первый раз, когда я призналась даже сама себе, написав это на бумаге. Мама нашла мой дневник, прочитала и выбросила. Однажды я пришла со школы домой, а дневник исчез. Никакого разговора не было. Уже только в 17 лет я поговорила с мамой. Были слёзы. Она сказала: «Собирай вещи, ты мне такая не нужна». Водила меня к каким-то бабкам, святой водой поила… Ничего не помогло. Мы эту тему закрыли на 10 лет. Потом я постепенно начала снова ей о себе говорить, что ничего не поменялось. Я уже жила в Чехии, и она мне написала, что ей стыдно перед соседями, что я всё это делаю ей на зло… Много всего… И мы с ней не общались ещё 1,5 года, пока не вмешалась бабушка, её мама. Она ей сказала: «Будь рада, что у твоего ребёнка хватило сил не прыгнуть с моста». После этого мама постепенно начала со мной общаться… Но понятно, что доверие уже не то, что было раньше, хотя я и старалась.

Я бы хотела, чтобы таких историй было больше — просто рассказы людей, разных возрастов, отовсюду из Беларуси — из маленьких городов и даже из деревень. Вот, я росла в Боровке, это Лепельский район… И мне хочется, чтобы человек, который, допустим, абсолютно не в теме, прочитал этот текст и понял, что проблематика ЛГБТ — не где-то там только в Минске. Что это всё происходило рядом с ним. Что, вот, 20 лет назад — я ходила, думала, переживала.

Анонимно, 33 года

Я вырос в Гродно, всегда интересовался историей, но с гродненской «темой», с гродненским ЛГБТ-сообществом, будучи подростком, никак не был связан. После окончания гимназии я поступил в Минск, там тоже на первых порах у меня связей не было. И только лет в двадцать, когда широко распространился интернет, я начал общаться на каких-то сайтах, в чатах… Естественно, прекрасно помню все паниковские наши тусовки в Минске. Тогда на Паниковке было феерично.

Если вспоминать про гродненскую тусовку… Когда мне было 20 лет… Очень много рассказывали наши гродненские товарищи, что в парке Жилибера, недалеко от кафе «Берёзка», которое сейчас занимает кафе «Колобки», была лавочка, где ребята собирались, — вплоть до двадцати человек. Туда можно было прийти, как и в Минске на Паниковке, посидеть на соседней лавочке, посмотреть, и тогда уже подходили, знакомились… Но это легенды, которые я не застал. Это была середина 90-х гг. Но люди рассказывали, что чуть ли не с 60-х гг. существовала это лавочка, где тусили и знакомились ребята с ребятами. Всё это было до эпохи интернета.

Лично для меня, можно считать, знакомство с ЛГБТ-сообществом Гродно произошло на привокзальной площади. Телефонов у людей не было, компьютеров в общежитии тоже не было. Компьютер был только у моего знакомого-программиста. И когда в 19 лет я приехал летом в Гродно на каникулы, то дорвался до компьютера, дорвался до интернета, и впервые там написал сообщение, что хочу познакомиться с кем-то. И познакомился с парнем из Гродно. Он был немного меня старше, и мы договорились встретиться на привокзальной площади. Здесь у нас до реконструкции были очень большие кусты. Мне 19 лет, я закончил 2-й курс, и мы в этих кустах вместе с ним пили водку. Т. е. мы встретились, познакомились, пообщались, потом подъехал ещё его друг. И мы в этих кустах на привокзальной площади хорошо посидели. Потом мы отошли за сооружение объекта зоопарка. За ним мы целовались. Поскольку я был уже 19-й летний парень, я решился, и мы поехали к нему домой, где и провели ночь. Он был уже давно в «теме», много кого знал, много с кем общался. Но для меня это было открытие — то, что есть такая «подпольная», закрытая субкультура, со своими законами и правилами (просто так в неё не вольёшься, не попадёшь — только через знакомых знакомых. И я, такой «правильный мальчик» 19-ти лет, в неё попал.

И такая движуха здесь была. Уже в начале 2000-х гг. были закрытые вечеринки в каком-нибудь кафе-ресторане, куда приглашали всех «своих». По личным контактам, кто кого знает, приглашали, арендовали зал. Помещение кафе, соответственно, было закрыто на спецобслуживание. Приезжали ребята в образе, переодетые в девушек, раскрашенные, очень красиво выглядели. Естественно, это были специализированные вечеринки, закрытые, где были только «свои», без знакомства с кем-нибудь туда никого не пускали. Охрана смотрела дикими глазами, таксисты — дикими глазами. Но это было очень, очень прикольно. Они смотрели с круглыми глазами и говорили, что это не их дело. Может, какие-то конфликты были, но я их не встречал. Это было очень весело — вечеринки на Южном рынке. Сейчас это всё умерло, ничего этого нет. Какие-то квартирники остались. Максимум 6−7 человек на квартире. Такого, чтобы собрать большую компанию — такого нет.

Это была субкультура для «своих», когда идёшь по городу, встречаешь знакомого человека из этой субкультуры — кивок головы, рукой махнуть, ну, или поздороваться хотя бы. Но так… «Мы всё понимаем». И сейчас, в принципе, то же самое. Это маленький город. С одного края в другой добраться… Сел, 40 минут — и на другом конце города. В любом маленьком городе это небезопасно. Заметят сразу. Выйти в Гродно в центр — заведений много, конечно, куда можно зайти, но переходя между ними… Если ты просто пьяный — поймут, «расслабился наконец-то после выходных». А если ты выйдешь с парнем — заметят всё равно.

Люди постарше, кто был адекватен, те давно уехали. Осталось по 3−4 человека, пару компаний и всё. Ничего нигде нет. Уехали либо в тот же Минск, или, поскольку здесь приграничье, то и в другие страны: Польшу, Литву, Германию… Все, кто постарше, поуезжали. Это у нас такая специфика и в Бресте.

Раньше организация «Встреча» проводила вечеринки, тренинги — там собиралось от 18 до 50-ти человек. Я читал лекции со слайдами на тему «Гомосексуализм в античности», «Гомосексуализм в средние века». Приходили слушать и взрослые, и юноши. Все разновозрастные общались между собой. Сейчас мне 33 года. Я очень общительный. Но эта тусовка, которым лет по 16−22 меня воспринимают как, ну, «старичок какой-то», «ты мужик уже взрослый, мы тебя с собой не возьмём». А люди моего возраста — пузатые, женатые… С ними и общаться-то не о чем. Сейчас это абсолютно закрыто. Хотя молодёжь сейчас пошла более открытая, у большинства уже родители знают. Либо знают одногруппники, друзья все в курсе, и вопросов нет. Там уже нет этого отторжения.

Паша, 28 лет

Я быстро понял, что в обществе эта тема под жёстким запретом и лучше об этом никому не рассказывать. До 22 лет я жил в состоянии ненависти к себе. Встречался с девушками, хотя меня возбуждали парни. Но я это скрывал и даже подыгрывал обществу. Когда кто-то говорил гомофобные вещи, я их поддерживал, потому что понимал, что если кто-то узнает, то мне не поздоровится. Я пытался прощупать почву, задавал вопросы друзьям. «А что, если бы ты узнал, что я гей?». И всегда сталкивался с негативом. «Да ты чё, я тебе морду разобью». Я понимал, что раз настолько всё серьёзно, то реально не стоит об этом говорить.

Я очень надолго закрылся. Сам от себя. Вспоминал об этом только наедине с собой, когда знал, что никто не увидит, не услышит, даже мысли твои не прочтёт. Вот только тогда я мог об этом подумать и помечтать.

В 22 года в моей жизни всё кардинально изменилось. Я встретил парня. Любовь с первого взгляда. Я не знал — гей он, не гей… Я тогда вообще ничего не знал — ни о комьюнити, ни о том, что в Гродно есть какие-то места для встреч. Ничего. И я, получается, увидел парня. У него были такие большие, красивые глаза. Я просто подумал — всё, была не была. Делать нечего. Пусть «получу по морде», пусть со мной сделают что угодно, но я хочу признаться этому человеку.

Это был знакомый знакомых. Мы все отдыхали в одном баре. И вот я отвёл его в сторону. «Можно с тобой поговорить серьёзно?». Зашёл издалека. «Восприми серьёзно, если вдруг что-то не так — разойдёмся, и ты об этом не вспомнишь, я — тоже». Но всё равно, хоть так и начал, продолжал настаивать. «У меня всё внутри переворачивается, — говорю — не знаю, что с собой сделать».

Конечно, было страшно. Очень страшно. Я даже больше скажу: в моём окружении были такие люди, которые могли бы просто порешать за это. Буквально, прирезать за углом. За то, что ты такой. Да, я очень сильно рисковал. Но я не жалею.

В итоге он сказал: «Я не гей, но у меня есть знакомые геи, они тебе смогут помочь с твоей проблемой». Я говорю: «Как они мне помогут быть с тобой?». В общем, слово за слово, и я как-то уговорил его хотя бы раз ещё встретиться, пообщаться. Мы встретились. Погуляли. Поговорили. В конце концов, он сказал: «Да, я действительно гей». Просто он боялся. Думал, возможно, ходят слухи, вдруг я просто решил его избить. Я говорю: «Я серьёзно». И я помню, мы поцеловались первый раз. Это было что-то с чем-то. Это был взрыв эмоций, внутри всё переворачивалось. Потом было очень тяжёлое переосмысление. Я мог бы сравнить его с тяжёлой болезнью, которая меняет тебя кардинально. Я очень тяжело переживал. Потому что я годами вырабатывал в себе эту ненависть. И эта борьба внутренняя — она меня прямо разрывала, мучала. Потому что логика говорила — блин, я должен ненавидеть этого человека… А сам понимаю: «За что?»

Я не мог ни с кем об этом поговорить, хотя мне очень-очень хотелось. Но не было никого, кто бы мог со мной поговорить, объяснить, что со мной происходит. Помогала какая-то информация, которую я находил, когда уже появился интернет — какие-то романтичные моменты про геев из кино и литературы. Позже, мой парень привёл меня в организацию «Встреча», познакомил со всеми, кто там на тот момент был. Самое классное было то, что там ты мог обнимать любимого человека и целовать его при всех. Куча народу, и никто тебя за это не осуждает. И не бьёт, ничего.

Я до сих пор, честно говоря, не понимаю — почему так произошло. Почему столько ненависти вокруг? Почему люди относятся к этому так негативно? Почему общество так это не принимает? Просто, реально, не понимаю.