Диагноз «рак груди» её маме поставили, когда Катерине Пытлевой было четыре года. Лекарства, химиотерапия, госпитализации — всё это стало частью Катерининых детских воспоминаний. «Помню, как приезжали в больницу, как мы с сестрой бегали вокруг мамы. Помню этот больничный запах». Болезнь оказалось генетической. Катерина — уже из третьего поколения женщин семьи, которые болеют раком молочных желёз. Зная это, она планировала сделать превентивную мастэктомию и удалить грудь, не дожидаясь рака. Но — не успела. О том, как жила в ожидании рака, встретила болезнь и проходит лечение, Катерина рассказала Hrodna.life.
Более прямой и подробный ответ на вопрос, что происходит c мамой, Катерина получила от бабушки, папиной матери.
«Когда мы приехали в гости, она вела себя как-то мне не понятно — выдавала маме отдельную посуду, кипятила тарелки. Я обратила на это внимание, начала прислушиваться [что говорят взрослые]. Понимала, что мама болеет, но не фиксировалась на том, что это за болезнь. Потом уже начали мне объяснять, что у мамы рак груди. Не помню, кто. Может и не родители, а кто-то из родственников. В семье об этом не было разговоров».
«Помню только отдельные моменты. Что мама делала гимнастику, что у нее появлялись книги про лечебное голодание, правильное питание. Тогда это очень редкие были книги, ни у кого больше таких не видела. Помню, что если папе удавалось как-то достать капли для поднятия маминого иммунитета, то вся семья очень радовалась. Сейчас у меня такие флешбэки каждый день. Делаю гимнастику — и прямо вспоминаю, как захожу в комнату и она делает гимнастику».
Когда пришло время объяснять, почему мама всё никак не выздоравливает, детям рассказали про метастазы. И вот так, по крупицам, начала складываться картина.
Особо в объяснения никто не вдавался. Просто было не до того.
«Мама не могла что-то делать. Папа был занят работой и тем, чтобы маме помочь. Наша задача была — быть самостоятельными», — говорит Катерина. Из-за этого, по её мнению, повзрослеть и научиться нести за себя ответственность пришлось очень быстро. «Взрослые старались, чтобы не было какой-то травмы. Мы были во всех кружках, которые только могут быть: и гимнастика, и художественные, — везде. Сейчас думаю, возможно это было для того, чтобы мы меньше видели маму в тяжелом состоянии. Помню как папа двери закрывал, чтобы мы лишний раз не видели её, не слышали».
В памяти у Катерины остался первый мамин протез для ампутированной груди — мешочек с льняным семенем. «Помню, как трогала. Мне очень нравилось — мягкий такой был, приятный на ощупь. А когда маме приехал силиконовый протез, это было событие. Мне было уже лет 10 может, или 9. Мама следила, чтобы с ним ничего не случилось. Тогда меня к нему не подпускали, а сейчас у меня точно такой же».
Когда мама умерла, Катерине было 12 лет. «Практически сразу нас с сестрой поставили на учет. Мы ходили к генетику на обследование, нам всё объяснили. К тому времени уже заболела и бабушка, мамина мама. Потом заболели тёти, все три маминых сестры. Так стало ясно, что есть очень большая вероятность, что это случится и со мной».
Читайте также: Грудзі, дзеці, валасы. Кацярына Ваданосава — пра самыя складаныя моманты перажывання раку
По словам Катерины, с тех пор самообследование стало постоянной частью её жизни. Позже вошло в привычку и проходить обследования у маммолога. «Когда узнала про болезнь у маминых сестёр, стала искать какие-то исследования на эту тему. Собственно, на биофак поступила, чтобы самой исследовать проблему генетических корней различных болезней и в первую очередь рака».
С биологией, как говорит, Катерина, не сложилось: «Мало было исследовательских групп на эту тему и в результате меня затянула журналистика». Уже журналисткой она много писала об онкопациентах и врачах, которые лечат рак.
«Конечно, спрашивала у специалистов и про свою ситуацию. Узнала про возможность превентивной мастэктомии, как сделала Анжелина Джоли. Удаление груди меня не пугало. Не хотелось болеть раком - я видела, как это было у мамы и чем закончилось».
Перспективу удалить грудь, не дожидаясь болезни, Катерина обсуждала и с мужем. «Тогда мы как раз „работали“ над появлением детей. [Катерина трижды проходила процедуру ЭКО]. Решили, что удаление груди надо рассматривать в перспективе ближайших пяти лет. В 2020 как раз начала собирать документы и собиралась сдавать анализы для операции».
«Физическая активность, спорт — всегда были в моей жизни. Практически уже лет 20 вегетарианка, 4 года была веганкой, — рассказывает Катерина. — Следила за этим, старалась своему организму помогать».
Но обиды на судьбу и вопросов «почему это случилось со мной» у Катерины не было:
«Историю с «Почему я?» я прошла, когда росла без мамы, когда умер папа, когда сама за себя и не на кого положиться, когда были выкидыши, когда ЭКО постоянные выматывающие, когда погибла дочь… тогда были вопросы — «Почему я?».
Нормальное течение жизни Катерины нарушили сначала политические перемены в Беларуси, которые вынудили семью уехать из страны, а потом война в Украине. «В начале войны были очень тяжёлые месяцы в плане работы. Мы практически жили в офисе. Я прямо совсем о себе не заботилась — ешь, что подвернется под руку, спишь, когда получится — очень серьезный стресс. Я как-то решила, что надо себя вытаскивать из этого. Хотя бы какую-то физическую активность проявлять, как-то отвлекаться эмоционально и физически, и заставила себя по утрам ходить в спортзал», — рассказывает Катерина.
В фитнес-центре был не только спортзал, а еще и бассейн с баней.
«Понятно, что там можно было и душ принять не так как дома, впопыхах перед работой. Там я наверное впервые за полгода нормально себя прощупала. И сразу поняла, что это она — опухоль. Она была прямо большая, выступала прямо. Не то, что нащупала горошинку. Конечно, были надежды, что может что-то другое. Но вообще я поняла сразу».
Читайте также: «Будут у меня красивые новые сиськи». Как рак научил Лену любить себя и радоваться жизни
Скрывать, что заболела, Катерина не стала. Муж узнал об этом в тот же день, как она обнаружила опухоль, коллеги — после исследований и биопсии. «Прихожу после обследования, коллега спрашивает: „Ну как?“. Я говорю: „Ну — так“. А у самой ком в горле, еле сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Естественно, те кто рядом, тоже слышали, я же не пыталась скрывать. Вот так и получилось, что все коллеги в курсе».
Катерина попросила коллег не нервировать её и отнестись бережнее.
«Кто-то слова поддержки говорил, кто-то рассказыввал, что у них в семье тоже так было, советы какие-то давали, что помогло родственникам. В целом, очень поддерживающая атмосфера была. И сейчас все следят за моими новостями».
Дети Катерины уже знали, что такое рак. Еще раньше это пришлось объяснить, когда спрашивали, почему нет второй бабушки.
«Дочь знает больше, — говорит Катерина. — Она интересуется медициной, лечит животных. Бывает, идем куда-то или садимся отдыхать, и она начинает: „Ну так, мама, рассказывай, какие ещё бывают болезни“. Поэтому сейчас объяснять, что такое рак, мне не пришлось».
Детям просто рассказывали, что происходит. Когда шло обследование — что врачам надо выяснить, что у мамы за болезнь. Когда ложилась в больницу — что маме нужно пройти лечение. Когда шла на операцию — что маме будут удалять грудь.
«Так и сказала. Мы же живем в одной квартире. Если я переодеваюсь и ребенок зашел, чтобы не испугался, увидев шрам. Зачем это? Лучше, чтобы дети понимали, что происходит, чтобы не было никаких тайн, чтобы они не додумывали, не боялись, чтобы они видели уверенность в нас — в папе и в маме — что мы контролируем процесс, что все происходит так, как должно происходить».
«После операции мы говорили, что у мамы была опухоль, такой шарик в груди. И что сейчас его удалили вместе с грудью. Пока мама ходит с протезом, а потом ей сделают новую грудь. Говорили, что у мамы скоро выпадут волосы».
«Если бы это произошло год назад, было бы тяжелее, — говорит Катерина. — Тогда я только выстраивала процессы [на телеканале «Маланка"], нужно было всё контролировать. Сейчас какие-то моменты смогла делегировать». А вообще работу она считает своим главным лекарством. От неё не отрывалась даже во время лечения. На химиотерапии, под капельницей, Катерина монтировала видео и вела переговоры в чате с коллегами.
«Я такой человек, что меня работа всегда спасала. Начиная со смерти мамы. Потому что дома было не очень — по разным причинам. Для меня работа стала таким safety place, местом безопасности. Даже какие-то хобби у меня не приживаются. То, чем я занимаюсь — это моя жизнь. Я всегда сочувствую людям, которые вынуждены прийти „отделать“ что-то — как будто сдавать себя в аренду. У меня не так. Удовольствие, положительные эмоции, радостные моменты — я это черпаю в работе».
По рассказам знакомых и опыту тех, кто проходил химиотерапию раньше, Катерина знала, с чем может столкнуться. «Я подготовилась морально, что я выпаду на пару дней. В первый день [после капельницы] приехала и до поздней ночи работала, потому что говорили — накрывает на второй. Хотелось побольше успеть сделать. На второй день проснулась — вроде нормально. Даже зарядку сделала. Знаю, что чем больше двигаешься, хоть и в щадящем режиме, — тем лучше. Сейчас в кровати работаю, хотя голова немножко тяжелая», — рассказала Катерина после первого сеанса химиотерапии. А еще в ожидании химии она купила тазик — предупреждали, что может быть тошнота и рвота. «Но как-то у меня по-другому».
Когда в жизнь приходит рак, то это меняет примерно всё. Кто-то может относиться к проявлениям болезни более спокойно, других накрывает тревожностью вплоть до панических атак. «У меня тоже так было и об этом тоже важно говорить, — считает Катерина. — Если человек с этим сталкивается и не знает что это, то перенести в разы тяжелее».
Самой Катерине пришлось перенести паническую атаку дважды. Один раз — в прямом эфире. «Это случилось, когда я ждала результаты обследования. Была в том состоянии, когда ты уже понимаешь, что произошло, но надо ждать ответ. А это тяжело — ждать. И меня накрыло прямо в прямом эфире. Благо, колеги успели сориентироваться. У нас есть условный жест — я показала, чтобы мне отключили звук и перевели камеру на другого ведущего. А сама просто выползла из студии. Пришлось даже скорую вызывать — это серьёзная история и относиться к ней надо серьёзно».
«Ты можешь быть сильной сколько угодно, быть оптимисткой сколько угодно. У тебя может быть план. Но этот уровень стресса все равно как-то проявится. У кого-то может уходить в эмоции, истерики, слезы, у кого-то — в панические атаки. Потому что стресс, страх за свою жизнь, за своих близких, страх за детей. Важно, чтобы женщины знали — не нужно оставаться с этими страхами наедине. Нужно обратиться к психологам, чтобы эти состояния контролировать. Важно этим заниматься и делать это не в одиночку».
Хватает ли в центре Гродно продуктовых магазинов? Споры об этом вызвало открытие на углу Советской…
Нарядная хвоя, свечи, новогодние венки и гирлянды, светлый или темный фон на выбор. Гродненские фотостудии…
Власти создали новую платформу “меркаванне.бел”. Ее позиционируют как онлайн-площадку, на которой каждый сможет в свободной…
Коллекция одежды гродненки Екатерины Корлатяну дебютировала этой осенью на Парижской неделе моды. А начиналось все…
Гродненец Роман Нагула почти полжизни работает с деревом. Школьником он начинал с бейсбольных бит, а…
Гродненка Анна Тарковская почти круглый год собирает травы, а потом плетет из них венки. За…