Несколько недель Гродно обсуждает, на самом ли деле журналисту Руслану Кулевичу милиционеры сломали руки при задержании. За это время на репортера и его жену вылили тонны грязи, а многие горожане спрашивают редакцию Hrodna.life, почему он молчит. Руслан решил подробно рассказать, что с ним произошло и почему он молчал.
За несколько дней до выборов президента один из источников в гродненской милиции сказал мне, что на меня многие «точат зуб». Посоветовал быть аккуратнее, не стоять в толпе и не высовываться.
Я не верил, что меня могут задержать просто так. Во время одного из предвыборных пикетов я говорил с командиром гродненского ОМОНа Виктором Кравцевичем и заместителем начальника милиции общественной безопасности УВД Виталием Стасюкевичем. Они просили не фотографировать бойцов: мол, по снимкам люди могут вычислить сотрудников. Говорили, что я знаю их ребят и они меня знают. Я сказал, что выполняю свою работу и фотографирую только при задержании. Я пообещал не фотографировать просто так, на том и разошлись.
Все изменилось в день выборов: с 9 августа по всей Беларуси стали массово задерживать журналистов, в Минске корреспондентов били, стреляли в них резиновыми пулями. В Гродно в день выборов задержали примерно 6 журналистов. Сутки их продержали в СИЗО или изоляторе временного содержания и отпустили. Почти на всех составили протоколы за участие в несанкционированном митинге и дали штрафы.
Утром 11 августа я позвонил в пресс-службу УВД, говорил с официальным представителем милиции Игорем Белозеровым. Он спросил, почему меня не видно в последние дни. Я спросил, как работать журналистам, если в них стреляют и задерживают. Белозеров сказал надевать синюю жилетку с надписью «пресса» и работать — «тебя и так все знают». Только потом я понял, что эта жилетка и стала меткой для моего задержания.
В тот же день я случайно встретился в центре с председателем Гродненского горисполкома Мечиславом Гоем. Он спросил, почему я не пришел к нему, когда он накануне звал меня в горисполком поговорить. Мол, нас в городе называют друзьями, и ему было неловко, когда я отказался зайти. Я не пошел, так как после выборов в исполкоме постоянно находились десятки сотрудников милиции в боевой готовности. Я имел право опасаться, что меня там задержат. Гой сказал, что никогда бы меня так не подставил. Я верил ему.
В конце нашей беседы я спросил, как работать в городе на акциях протеста. По версии мэра, туда вообще не нужно ходить. Гой дал понять, что на работу силовиков он никак не может повлиять. Тогда я у него спросил: «Если меня задержат, могу ли я вам позвонить?». Он сказал: «звони».
В свои документы я вложил лист, на котором написал: «В случае задержания, звоните председателю Гродненского горисполкома М. Гою». Такой же лист оставил коллегам в редакции.
Вечером 11 августа я встретил жену с работы. Мы поужинали и поехали кататься на велосипедах. Понимая, что в эти дни пишется история нашего города, в рюкзак я положил фотоаппарат, объективы и жилетку. Мы остановились у смотровой площадки на Горновых. В 100 метрах от нас на горе сидели 10−15 человек. Они ничего не выкрикивали, были без флагов.
В тот момент на Старом мосту показалась колонна автомобилей милиции. Я надел жилетку, ведь власти города и УВД пообещали мне, что это гарантирует безопасность мне как журналисту. Когда колонна пересекла мост, мы с женой решили зайти в магазин автозапчастей на углу, чтобы не привлекать внимание милиции.
За нами в магазин ворвались люди в масках с криками: «Лежать, суки! На пол!». Я сразу сказал, что журналист, но это не помогло. Меня положили и начали бить дубинкой.
Я слышал крики моей жены и не понимал, что с ней происходит. Чтобы как-то ее спасти от зверей, я стал кричать: «Девушку не трогайте!» В тот момент я лежал на полу и один из сотрудников спросил мою фамилию, я ответил: «Кулевич!». Тогда он сказал: «Вот ты и попался! Из-за таких журналистов, как ты, в стране война». После этого он взял меня и повел в автозак, хвастаясь другим силовикам, что задержал корреспондента.
Меня закинули в один из отсеков, там уже был продавец из магазина, в котором нас задержали. Моя жена на тот момент была уже в автозаке. Я не видел как ее задерживали, только слышал как на она кричала. Некоторое время мы с ней еще перекрикивались в автозаке, но после нам пригрозили расправой за разговоры.
Чудом в автозаке у меня остался телефон и я успел сделать несколько звонков. Сначала я набрал мэру. Он сказал: «Я тебе говорил туда не ходить! Зачем ты туда пошел?». Так наш разговор и закончился. После я набрал брату и главному редактору Hrodna.life Алексею Шота, сказал, что меня избили и задержали. Один из ОМОНовцев в автозаке услышал, что я говорю по телефону, ударил меня дубинкой и отобрал телефон (все это слышал Алексей).
Нас повезли. По дороге в наш отсек автозака закинули еще двух парней. Они рассказали, что их задержали возле автовокзала — они ехали на машине. Милиция разбила им стекла и вытянула на землю.
Когда автозак приехал во двор Октябрьского РОВД, на улице скомандовали: «Выводите помеченного — корреспондента!». Это говорили обо мне.
Двери открылись, я увидел два ряда милиционеров в черных масках и с дубинками. Меня положили на землю и стали выкручивать руки и ноги. Все смеялись и махали дубинками. На мои крики, что я журналист, они никак не реагировали. Били ли меня там, я уже не помню, но в тот момент мне уже болели руки и нога. Несколько милиционеров потащили меня в закрытое место, где сказали стоять лицом к стене. Из-за сильной боли я сел на бетонный пол. В течении 10 минут туда стали приводить других задержанных. В основном это были молодые парни, которые не понимали за что их задержали и избили.
Спустя некоторое время меня завели в какой-то бокс, там я пробыл около 20 минут, а после меня стали вести по двору РОВД. Там было около двух десятков сотрудников. Идти самостоятельно я не мог, надо мной стали смеяться, тогда я обратился к силовикам: «Вы все меня знаете, читаете мои книги и статьи! Помогите мне». Вышли два человека и потащили меня на допрос.
Протокол задержания составлял капитан, фамилию я не запомнил. Поначалу он грубил, но после проверки документов его отношение как будто улучшилось. К нему в кабинет постоянно заходили другие сотрудники, некоторые узнавали меня и улыбались. Протокол задержания я не подписал. Меня обвинили в участии в несанкционированном мероприятии (ст. 23.34 КоАП).
Меня привели в двухместную камеру. Это комнатка площадью 3−4 метра, деревянные нары и открытый туалет с раковиной. В камере уже был мужчина-строитель. Если не ошибаюсь, его взяли возле магазина на проспекте Янки Купалы. С его слов, он ходил за покупками. Спустя час привели еще одного мужчину, его задержали с женой где-то в городе. Через 30 минут в камеру привели инженера, которого задержали на Старом мосту. Он шел с работы, но слушать его никто не хотел. Идешь по мосту — значит преступник.
Каждый в камере поделился своей историей и было понятно, что никто не нарушал закон. Всех задержанных в тот вечер били и приписывали им участие в несанкционированном митинге. Уснуть первую ночь на деревянных нарах было невозможно. Было слышно, как по коридору постоянно водили задержанных. Где была моя жена, я не знал. Эта неизвестность больше всего не давала покоя.
На следующий день суды начались только к 17:00. Нас не кормили, а на вопрос о еде говорили: «Человек может продержаться на одной воде 30 дней». Мы пили грязную воду из крана в камере.
На суд меня вели по всему РОВД. Я снова видел ухмылки милиционеров и слышал: «О, корреспондент попался». Суд проходил в кабинете замначальника РОВД. Когда я туда пришел, там уже были судья и его секретарь. Судья был знаком мне по политическим процессам над гродненцами еще до выборов. Казалось, он уже хотел прочитать приговор, но я сказал: «Я — журналист, меня избили и задержали». Он попросил мои документы, потом вышел. Через несколько минут пришла женщина и попросила на видео представиться и рассказать о себе. Как я понял, это видео она хотела отправить в пресс-службу УВД и спросить, знают ли они такого журналиста. После видео она позвонила в пресс-службу, разговаривала с Игорем Белозеровым, который днем ранее объяснял мне, что мне нужно просто работать в жилете. Если я не ошибаюсь, то именно она сказала после звонка, что «Кулевич фактически не журналист». Ей так объяснили.
Судья продолжил рассматривать мое дело. Еще несколько минут и он снова вышел. А когда вернулся, то с порога сказал: «Я — плохой судья, так и напишите потом в своих мемуарах». Он сказал, что ничего сделать не может, и дал мне 7 суток. В обоснование принятого решения судья сослался на «такую ситуацию», больше никакого исследования доказательств не было.
Перед тем как выйти, я попросил секретаря судьи позвонить брату и сказать, что со мной все хорошо, пусть он присмотрит за мамой и узнает, что с женой. Секретарь выполнила мою просьбу, за это я ей очень благодарен.
После суда меня повели в новую камеру на четырех человек. Моими соседями стали сотрудник МЧС (взяли за гражданскую позицию), народный мастер-кузнец (его машина мешала проезду автозака) и владелец фирмы (задержали как велосипедиста). Последних двоих при задержании сильно избили. Примерно через два часа нас перевели на другой этаж в новую камеру. Видимо, в РОВД готовились к новым задержанным. Ближе к ночи стало слышно, как милиция их привозит — это длилось до глубокой ночи. К нам в камеру привели еще трех избитых парней, их задержали на машине с каким-то железом. Они очень переживали и где-то через час их перевели в другую камеру. Еще через некоторое время к нам привели парня, которого задержали в центре города. Он шел из бара и спросил у сотрудников милиции, как пройти оцепление. В ИВС его доставили со сломанным зубом. Его потом тоже перевели.
Вторую ночь в камере уснуть было очень тяжело. Есть не хотелось и не смущали даже деревянные нары. Единственное, что меня мучило — где жена? Я не знал, что с ней.
Проснулись рано утром. Кто-то из ребят постучал в дверь и попросил надзирателей, чтобы принесли какие-нибудь таблетки от боли. У кузнеца были проблемы с ребрами, мы думали, они сломаны. У владельца фирмы болела нога, она была вся синяя. У меня опухли руки. Надзиратели нашу просьбу выполнили.
Завтрака у нас не было. Про питание и матрасы никто ничего не говорил. Но мы понимали, что рано или поздно нас покормят. Пока вместо еды нам дали почитать книги: «Новый завет» и что-то художественное про пустыню и принцессу.
Ближе к обеду третьего дня открылась «кормушка» (окошко, где передают еду арестантам), надзиратель назвал мою фамилию и сказал, что пришла передача. В пакетах я увидел одежду из дома, еду и свою книгу «Гісторыі з гродзенскіх вуліц». Я понял, что передача от жены. Значит, с ней все хорошо. Я сел на нары и расплакался от счастья.
Жена передала много еды и воды, а также четыре зубные щетки и пасту. С этими запасами можно было протянуть неделю всем нам. После освобождения я узнал, что жена два дня с родственниками и неравнодушными людьми добивалась, чтобы ее передачку приняли.
Не успели мы порадоваться передачке, как снова открылась «кормушка». Нам передали четыре бутылки воды и печенье. Позже мы увидели на бутылках надпись «Крещенская» и поняли, что это посылка от православной церкви. Как оказалось, это была инициатива священников: под ИВС они привезли целый бус продуктов и вещей первой необходимости.
Прошло несколько минут и нас порадовали обедом. Через «кормушку» каждому передали суп и макароны с котлетой. Честно, вполне неплохой обед в столовой. Нас впервые покормили.
После обеда нам выдали матрасы и постельное белье. С новыми условиями в камере мы настроились спокойно отсиживать свои сутки. Я даже начал ребят знакомить со своей книгой и ее героями. Необычная презентация получилась.
Ближе к ужину ко мне пришел адвокат, которую нанял главный редактор Hrodna.life Алексей Шота. Она рассказала про обстановку в городе и стране. Я попросил ее обжаловать решение суда. Сам писать жалобу не смог из-за боли в руках, только подписался под написанным прямо на месте текстом. Договорились встретиться через несколько дней.
Только мы поужинали, как нам сказали собирать вещи. Мы думали, что в РОВД готовят камеры к очередным задержаниям и нас перевезут в другой город. Но надзиратели сказали, что нас освобождают. В это было трудно поверить. Всех вывели из камеры, мы сдали матрасы и белье. Нам выдали личные вещи и пригласили расписаться за питание в «отеле». Так нас освободили.
На улице я попросил у прохожего вызвать такси. Мы попрощались с соседями по камере и договорились поддерживать связь. Я приехал домой, меня встретила жена и ее отец. Они рассказали, что произошло за три дня пока я был в изоляции. Как сотни людей выходили в мою поддержку и в поддержку других задержанных в городе и на предприятиях.
Не успел я переодеться, как пришел мой коллега, чтобы записать видео-интервью. Мы вышли с женой и собакой, которая сорвалась с поводка. В момент интервью я держал собаку на руках, именно за это потом и стали цепляться пропагандисты — «у него руки сломаны, а он еще собаку держит…». Но на видео я рассказывал, что болят руки, показывал, как они опухли. Вечером ехать в больницу мы не решились. За медицинской помощью обратились утром.
В БСМП врачи сделали мне снимки рук, ног и головы. На руках — закрытые переломы в области кистей. Также врачи обнаружили закрытую черепно-мозговую травму и сотрясение мозга. После этого меня госпитализировали, на руки наложили лангеты — гипсы.
В больнице я пролежал пять дней. В палате со мной был басист группы «Dzieciuki» Андрей Петко. Его милиция избила 9 августа. У него была черепно-мозговая травма, ему зашивали щеку. Всего в больнице было около 10 человек, в основном всех били при задержании. Кого-то медики забирали из тюрьмы, а кто-то обратился сам после освобождения.
После выписки в интернете началась травля меня и моей семьи. Пропагандисты выложили в Telegram наши с женой личные данные, домашний адрес и телефоны. Начались звонки и сообщения с разных телефонов. Поступали угрозы и оскорбления. Чтобы защитить себя и жену, я решил уехать на неделю из города. Как только мы вернулись, снова стали поступать звонки и сообщения. Теперь на государственных телеканалах стали крутить мою фотографию с собакой и гипсами. Мол, они разоблачили фейк.
Такого я не ожидал от пропагандистов. Они пошли на крайние меры и со мной даже не связались. Я долго молчал, отказывался от интервью и старался отвлечься. Работал за городом над исторической книгой — «Гродзенцы здалёк».
В начале сентября я вернулся в город и решил поделиться своей историей. Мне было страшно, но я стал рассказывать. Мне до сих пор пишут странные сообщения неизвестные люди. Надеюсь, мои читатели увидят этот текст и все поймут.
Ваш Руслан Кулевич
Если вы считаете нашу работу важной, если вы хотите, чтобы Hrodna.life существовал — поддержите нас.
Чтобы сохранить штат журналистов и офис, мы просим перечислить нам небольшую сумму денег. Но делайте это только, если вы в безопасности, например, за границей, и ни в коем случае не с помощью белорусских банковских карт!
С вашей помощью мы продолжим работать и рассказывать то, о чем молчат другие.
Утром гродненка Людмила Юрахно, как обычно, ушла на работу, но домой вернулась только спустя полгода.…
Гродненцы жалуются, что многие заведения в городе выглядят одинаково. Например, некоторых разочаровали рендеры интерьеров мясного…
Почувствовать таинственную атмосферу Хэллоуина можно в разных местах Гродненщины: в регионе множество заброшенных усадеб, старинных кладбищ, руин замков…
Гродненка Екатерина Корлатяну, основательница бренда Krikate ("Крикейт"), показала свою коллекцию на Неделе моды в Париже.…
Приближается Хэллоуин, время осеннего настроения и мистики. Пока в Беларуси его цензурируют, Hrodna.life собрал атмосферные…
История и виды Гродно вдохновляют не только местные бренды, но и крупных производителей одежды и…