Проект зон охраны историко-культурной ценности «Исторический центр Гродно» вступил в силу 12 декабря. Через неделю город потерял еще одно неповторимое здание. Образец деревянного наследия Нового Света историк и краевед Мечислав Супрон назвал «наиболее ценным зданием своего рода в Гродно». Что нового принес городу принятый документ и мог ли он спасти дом на Волковича, пояснили специалисты по охране наследия.
Революции в охране архитектурного наследия Гродно не произошло. Гродненский историк Андрей Вашкевич говорит, что сейчас просто все сделано более современно. Четко определены географические координаты границ, окружающих центр. Более четко прописано, где нельзя менять рельеф, насаждения, где запрещено возводить высокие здания.
«Очень хорошо, что сейчас нельзя строить многоэтажные здания на неманской террасе напротив замков. С другой стороны, теперь точно можно воткнуть двадцатиэтажный дом в любом месте города и он отовсюду будет виден».
«Это инструкция для использования теми людьми, которые будут заниматься строительными работами. Если это все будет функционировать, будет классно, — полагает историк. — Лучше, когда здание в списке наследия, чем когда его в списке нет, и лучше, когда есть охранная зона, чем когда ее нет».
Охранная зона в Гродно не расширилась, как когда-то хотели историки, а осталась в прежних границах. «Объекты историко-культурного наследия (здания) охраняются государством как отдельные здания, к ним один подход, — объяснил Андрей Вашкевич. — К зданиям, расположенным в пределах культурной ценности — второй подход. Новый Свет по-прежнему включен двумя частями — несколько домов в списке, несколько — нет. Например, если здание в третьей категории [охраны] (историко-культурные ценности, характеризующиеся отличительными чертами наследия отдельных регионов республики; самая низкая категория — HL), он может быть перестроен фактически до основания: может быть разобран, потом отстроено нечто подобное».
Разрешается все, что не запрещается
Степан Стурейко, историк, председатель Белорусского комитета ICOMOS, отметил, что закон обязывает иметь зоны охраны для абсолютно всех неподвижных ценностей. Это и памятник Элизе Ожешко, и целый исторический центр. По факту же они есть далеко не во всех исторических зданий,
а для центров городов разрабатываются вообще только сейчас в связи с принятием новых Генеральных планов.
Как пояснил Стурейко, утверждение Генплана развития города без учета зон охраны невозможно. Это делается для каждого исторического центра, внесенного в список историко-культурных ценностей Республики Беларусь. Разрабатываются зоны охраны как правило «БелНИИПградостроительства» в соответствии с ранее принятой инструкцией.
Читайте также: Веларух, пажылыя гараджане і драўляная спадчына. Пра што забылі ў генплане для Гродна
В 2013 году были утверждены зоны для исторического центра Минска, в 2017 — для Витебска (там площадь охранной зоны даже немного больше, чем в Гродно), в начале 2019 года — для Бреста. Это документы со стандартной структурой. «Запрещающая» часть во всех проектах одинакова, почти слово в слово.
Но разница в документах есть. Если по другим городам сразу за «запрещающей» идут части «Разрешается» и «Рекомендуется», иногда с очень конкретными пожеланиями — например, в Минске рекомендуется восстановление потерянных доминант, то в гродненском проекте эти части отсутствуют в принципе.
«Это означает, что разрешается все, что не запрещается. Такой подход сравнительно более либеральный, хотя ограничения там такие, что об особой свободе говорить не приходится».
Перекос в стилизацию
Вряд ли сейчас изменится практика управления историческим центром, считает Степан Стурейко.
«Даже до принятия этого документа, когда действовали какие-то временные нормы, подходы к упорядочению центра уже не противоречили новым утвержденным правилам. Вспомните хотя бы оперативную уборку рекламы «Керамин» на фасаде БИПа, последние новые стройки в центре — Урицкого, Замковая, Калючинская — все это воссоздание исторической застройки в новых хозяйственных условиях. Даже там, где про «восстановление» можно говорить с натяжкой — здания на Большой Троицкой и за «БелВЭБ» — это новое все равно пытается апеллировать к историческим формам.
Хорошо это или плохо — вопрос исконной дискуссии о том, какой должна быть архитектура в историческом центре — современной или стилизованной. Вот, у нас очевиден перекос в стилизацию, сейчас даже по нормативной базе".
Археология: надзор вместо раскопок и благоустройство вслепую
Археолог, кандидат исторических наук Николай Плавинский в принятом постановлении видит прямую опасность для археологического наследия — культурного слоя. Площадь его охраны в Гродно, согласно документу, 167,6 га. В небольшой части, посвященной условиям охраны культурного слоя (глава 6, п. 43) четко определено, что «при выполнении земляных работ на территории зоны охраны культурного слоя необходимо обеспечить проведение археологического надзора и реализацию мер по охране археологических объектов».
Этот пункт, по мнению специалиста, завуалировано предусматривает возможность проведения любых земляных работ без раскопок, а только с археологическим надзором. Практика сегодняшнего археологического надзора состоит в том, что проектировщик заключает договор на проведение работ в присутствии археолога.
«Будет какой-то котлован, в нем будет работать бульдозер, и археолог будет за ним следить. В случае находки чего-то уникального он может остановить работы», — объясняет Николай Плавинский.
Археологический надзор проводят в случаях, когда строительные работы ведутся в местах, где может быть обнаружен культурный слой.
«Если мы охраняем культурный слой, не может быть никакой работы без предварительных археологических раскопок, — утверждает археолог. — Исходя из этого постановления, проектировщик будет заключать договор на установление надзора, ведь именно так ему говорит документ. В Гродно мы возвращаемся к перепланировке Советской площади, недавним работам на Новом замке, на Большой Троицкой 
Как заметил Николай Плавинский, об археологии при этом речь вообще не идет. А благоустройство — понятие довольно широкое. Это может быть установление неких заглубленных конструкций, разровниванне почвы и др.
«На примере Минска мы неоднократно видели, что благоустройство может уничтожать слой на глубину двух метров. В Гольшанах также было благоустройство. Это могут быть какие-то архитектурные работы, которые формально минимально влияют на внешний вид. Например, теплоизоляция, которая приводит к огромным земляным работам. Благоустройством можно назвать и прошлогодние работы на Новом замке — перекладывание коммуникаций».
«Появился „безвиз“, появились деньги, скоро будет то, что происходило в Минске лет десять назад. Уплотнительная застройка, которая не меняет фасадов, или возможность сноса здания и постройки нового, подобного ему. Этот документ, в том числе, открывает путь для этих работ».
Дом на Волковича был обречен
Антон Астапович, белорусский историк-этнолог и культуролог, председатель Белорусского общества охраны памятников истории и культуры, считает, что в сложившейся ситуации дом на Волковича не имел шансов.
«Просто это требует дополнительных процедур. С этим домом на Волковича — ситуация была сложная. Если просто прикинуть реалистичный сценарий его сохранения, то это получается очень непросто.
Насколько понимаю, если бы сохранился его деревянный вид, это бы полностью удовлетворило гродненскую общественность. А как это сделать? Продавать здание с условием сохранения деревянных фасадов? Насколько это соответствовало бы действующим нормам проектирования и строительства…
Выставлять требования было бы проще, если бы это была историко-культурная ценность. Но в таком случае инвестиционная привлекательность объекта резко бы снизилась. Ведь статус ценности — это отягощение, которое надо чем-то компенсировать. Например, стоимостью продажи. А тогда невыгодно, и не факт, что в конце концов все равно удастся сохранить. Это такая ловушка.
Зато теперь, согласно проекту охраны, действительно, проектировщики новой постройки, должны учитывать исторический характер утерянного. То же самое и с другими деревянными зданиями".
Что делать с деревянным наследием
Степан Стурейко считает, что Волковича, 23 — не последняя потеря. Он полагает, что в действующей системе нормативно-правовых актов, при нынешнем состоянии экономики, при том состоянии построек, особенно деревянных, можно с уверенностью говорить, что сносы будут продолжаться.
«Многим зданиям суждено умереть. Возможно, это следует признать и продумать какие-то другие подходы к работе с этим наследием? Это так же, как и с людьми. Когда умирает 100-летний человек, все сосредоточены на достойном прощании, а не на взаимных обвинениях».
Как положительный пример действия в ситуации утраты уникальных деревянных зданий Стурейко приводит инициативу из Гомеля. Там элементы декора со снесенных домов сохранили и поместили в интерьере университета транспорта.
«В Гродно не удастся сохранить всего, что хотелось бы историкам. А что говорить об области? Деревянная архитектура, старые мельницы, заброшенные усадьбы, бывшие синагоги — хорошо если 20−30% удастся сохранить. Поэтому нужно уже сейчас решать, на что из этого направлять особое внимание и ресурсы, каким образом работать со всем остальным, как это изучать, как хранить память, как использовать для текущих потребностей, для социальных и туристических потребностей, и др.
А если у нас в публичной сфере преобладает убеждение о тотальной ответственности государства за все объекты, о априорной злонамеренности инвесторов и бездарности архитекторов с реставраторами, то стоит ли ждать конструктивных идей и продуктивных обсуждений судьбы наследия…"
